Красный Дракон

Мэриан услышала, как внизу ее мать требует себе чаю. У нее округлились глаза, и она замерла, не оборачиваясь. Затем она выключила свет, ее лицо в зеркале исчезло. В темной комнате раздался тихий стон, который перешел в рыдание. Может, она оплакивала себя, а может, его — своего сына.

После этого случая бабушка с Фрэнсисом не пропустили ни одного политического мероприятия. Она охотно рассказывала всем и каждому, кто такой Фрэнсис, откуда она его забрала. Она заставляла его говорить «здравствуйте» направо и налево. Отработать слово «здравствуйте» они еще не успели.

Мистер Вогт недобрал на выборах тысячу восемьсот голосов.

26

В бабушкином доме Фрэнсис попал в новый мир — его окружал лес ног, изуродованных узлами выступавших вен.

К тому времени, как здесь появился Фрэнсис, бабушка уже три года содержала дом для престарелых. После смерти мужа в 1936 году денег катастрофически не хватало. А она хоть и получила благородное воспитание, но ходовой профессии не имела.

Кроме большого дома и долгов, оставшихся от покойного мужа, за душой у нее ничего не было. Об устройстве доходного пансиона не приходилось и мечтать: дом находился на отшибе и не привлек бы постояльцев. Она уже боялась, что все опишут. Предстоящий брак Мэриан с богатым женихом, о котором писали в газетах, показался ей сначала подарком судьбы. Несколько раз она обращалась к Мэриан, настойчиво прося о помощи, но не получила ответа. Когда бы она ни звонила, прислуга отвечала, что хозяйки нет дома.

Наконец, затаив в сердце злость на Мэриан, бабушка договорилась с властями округа и взяла в дом стариков из бедных. За каждого платила казна; кроме того, изредка поступали деньги от родственников, если властям таковых удавалось разыскать. Было тяжело, пока она не стала принимать постояльцев из среднего класса за отдельную плату.

За все это время Мэриан ни разу не дала ей ни цента, хотя могла.

И вот теперь Фрэнсис играл на полу в комнате, а вокруг него двигался лес отекших ног. Игрушечными машинами ему служили фишки для игры в маджонг, он двигал их вокруг ног, напоминавших старые скрученные корневища.

Если содержать в чистоте халаты подопечных еще удавалось, то научить их не оставлять где попало свои шлепанцы бабушка, отчаявшись, так и не смогла.

Целыми днями старики сидели в гостиной, слушая радио. Кроме того, бабушка поставила там небольшой аквариум, чтобы старики могли наблюдать за рыбками. Ввиду неизбежных конфузов паркетный пол был покрыт линолеумом, купленным на деньги частного пожертвования.

Старики сидели рядами на диванах и в инвалидных креслах, слушая радио; у одних в выцветших остановившихся глазах отражались рыбки, у других — давно минувшие события, у третьих — пустота.

На всю жизнь Фрэнсис запомнил жаркие хлопотливые дни, проведенные в бабушкином доме: шарканье старческих ног по линолеуму, ароматы кухни — неизменные тушеные помидоры и капуста, запах старости — так пахнет забытая на солнце бумага, в которую заворачивали мясо, и вечно включенное радио:

Насыпь-ка «Ринзо» в таз с водой,
Белье получишь — снег зимой!

Целыми днями Фрэнсис пропадал на кухне — там находился его единственный друг, кухарка Бейли по прозвищу Королева-мать, еще девчонкой попавшая в услужение в семью Долархайдов. Она часто угощала Фрэнсиса сливами, доставая их из кармана фартука, и называла его словами из детской песни — «всегда мечтающий сурок». На кухне было тепло и спокойно. Вот только по вечерам Королева-мать уходила домой…

Декабрь 1943 года

Как-то пятилетний Фрэнсис лежал в своей постели на втором этаже бабушкиного дома. В комнате стояла кромешная тьма из-за светомаскировки — шла война с японцами. Фрэнсис не мог выговорить «японцы». Ему хотелось писать, но вставать в такой темноте было страшно.

Он стал звать бабушку, которая спала в своей комнате внизу.

— Ба-а-уа-а-ка! Ба-уа-а-ка! — блеял Фрэнсис, пока совсем не обессилел. — А-а-у-са ба-у-аа-ка!

Больше терпеть он не мог и тут же ощутил на ногах и под спиной мокрое тепло, а затем прохладу, когда ночная рубашка прилипла к телу. Ничего страшного не произошло. Он опустил ноги и встал с кровати. Со всех сторон его окружала темнота. Лицо у него горело, ночная рубашка плотно прилипла к ногам. Он бросился к дверям, путаясь в мокрой рубашке, и тут так ударился лбом о дверную ручку, что даже присел. Вскочив, он распахнул дверь и сбежал по лестнице вниз, обжигая пальцы о перила.

Скорее в бабушкину комнату! Там он шмыгнет под одеяло, прильнет к ней и наконец согреется.

Бабушка вздрогнула, ее тело напряглось, спина, к которой он прижался, окаменела.

— Я не уштрещала… — услышал он шамкающий голос. Раздался стук руки о тумбочку — она искала свои вставные челюсти, — затем щелканье, когда она их вставляла. — Я еще не встречала такого мерзкого грязнулю, как ты. Вон! Вон из моей кровати!

Она включила ночник. Фрэнсис стоял на коврике, поеживаясь. Бабушка провела большим пальцем у него над бровью. На пальце оказалась кровь.

— Разбил что-нибудь?