Красный Дракон Империи

– Пять И-97[32] пытались атаковать. Три уже отлетались, ещё два крутятся в стороне.

– Принял. Право десять. Так держать. На боевом, – даю команду пилоту.

– Есть на боевом.

Всё, теперь самолёт идёт как по ниточке. Сейчас мы как никогда уязвимы. Ловлю в перекрестие прицела здание штаба Квантунской армии и, доверившись своим ощущениям, задерживаю сброс на секунду. После подаю общую команду «Сброс» и нажимаю кнопку. Самолёт резко идёт вверх, освободившись от тяжкого груза. Прибавляем скорости и лезем на максимальную высоту. Здесь нас не достанут никакие истребители. Да и не догонят. У И-97, насколько я помню, потолок – 10 км, а максимальная скорость – чуть больше 400 км/ч.

Внизу видна сильнейшая вспышка, и тут же всё заволокло дымом и пылью. Дополняют картину многочисленные взрывы мелких бомб, разлетевшихся из ротативных кассет. Оборачиваюсь к сидящему за штурвалом Чкалову и молча показываю большой палец. По глазам видно, что он улыбается. Лицо-то закрыто кислородной маской.

Уже спустя некоторое время от агентов Гоминьдана мы узнали, что единственный выживший пилот атаковавшей нас пятёрки истребителей (а наши борт-стрелки сбили все пять), сошедший с ума от увиденного им на земле, утверждал, что в небе повстречал пять красных драконов, которые обрушили свой гнев на пришедших на их земли чужеземцев. Учитывая, что одновременно с нами удары авиации наносились как непосредственно по войскам, так и по штабам и линиям снабжения, его слова всерьёз не приняли. То, что у Советов есть большие самолёты, так об этом все знают. Вот только не знают, насколько (!) большие самолёты есть у этих самых Советов.

Попрощавшись на хабаровском аэродроме с экипажами бомбардировщиков, которым предстоял перелёт на свою базу, я вылетел на Р-5 в район боевых действий. Предстояло ознакомиться с результатами боевого применения самоходных миномётов. Перелёт был долгим и не слишком комфортным. Лететь предстояло практически на максимальную дальность для этого самолёта, да ещё в открытой кабине, почти 4 часа. Сверху хорошо было видно перемещающиеся войска. Бойцы махали нам руками, приветствуя.

Сели в непосредственной близости от батареи «Тюльпанов». Командир батарей, знакомый мне ещё по полигонным испытаниям, доложил о состоянии матчасти и о полном расходовании боеприпасов.

По его словам, эффективность миномётов крупного калибра была очень высока. Отдельными разрывами удавалось уничтожать целые подразделения противника. Не спасали никакие полевые укрепления. А звук летящей мины калибром 240 мм обращал японских солдат в бегство.

Пока общался с расчётами боевых машин, подъехал уазик (их начали выпускать на автозаводе в Ульяновске, редкая пока в войсках машинка) в сопровождении БТР с отделением бойцов и БРДМ-2 в качестве головного дозора. Приказ наркомата обороны категорически запрещал передвижение командиров от комдива и выше в зоне боевых действий без охраны. Из уазика вылез генерал-майор Штерн, с которым я мельком виделся ещё в Москве.

– Здравствуйте, товарищ Головин, – поздоровался первым Штерн. – Решили навестить своих крестников?

– Здравствуйте, Григорий Михайлович. Да, оказался тут по случаю рядом и заскочил узнать, как они тут, не обижает ли кто. – Я был в лётном комбинезоне без знаков различия и поэтому обратился по имени.

– Этих обидишь, – усмехнулся командующий. – Они сами так самураев обидели, что от тех только клочки летели. Побольше бы таких машин.

– Ну, раз вы хвалите и просите ещё, то значит, будем выпускать ещё. А эти необходимо срочно отправлять обратно. Испытания прошли успешно, боекомплект расстрелян полностью.

Штерн попросил расчёты построиться у боевых машин и объявил им благодарность от командования фронта. Все будут представлены к наградам. Затем он предложил проехать с ним в расположение одного из полков, куда разведчики приволокли пленного японского офицера. Приволочь-то они его смогли, а вот допросить никак не могут. Японского толком никто не знает. Вот Штерн и поехал туда, чтобы забрать пленного и допросить уже у себя в штабе. Я охотно согласился и сказал, что хорошо владею японским и смогу поговорить с пленным прямо на месте.

Пленным оказался офицер в звании тайса, то есть полковник по-нашему. Я просмотрел документы, бывшие при нём. Тайса Омуро Минамото, японский военный советник в армии Маньчжоу-го.

– И что же представителю одного из четырёх древних самурайских родов понадобилось так близко к линии фронта? – спросил я на безупречном японском языке.

Омура удивлённо посмотрел на меня.

– Вы прекрасно говорите на языке Ниппон. И хорошо знаете нашу историю. Могу я узнать, с кем свела меня судьба в конце моего пути?

– Вы рисуете слишком мрачное будущее, господин Минамото. Вполне возможно, что ваш жизненный путь продолжится.

– Это невозможно. Истинный самурай никогда не пойдёт на предательство, а значит, для вас я бесполезен, и вы меня расстреляете. Конечно, такая смерть не делает чести, но это лучше, чем измена императору. И вы так и не назвали себя.

– Я генерал-майор Головин. По-вашему это сёсё.