Красный Дракон Империи

Стоящую рядом церковь Успения я убедил сохранить. И как памятник архитектуры, и как отличную маскировку. Кто додумается, что под сенью куполов курируются разработки смертоносного оружия. Я дал Берии список тех, кого надо привлечь к работам в комитете, и на четыре месяца выпал из реальности.

Глава 12

По приказу Сталина мне выделили трёх стенографисток, которые посменно записывали за мной. Естественно, я их проверил. Впоследствии им предстояло работать в нашем комитете в качестве секретарей.

Практически круглосуточно, с перерывами на трёхчасовой сон и короткими на приём пищи, я надиктовывал то, что было загружено мне в мозг перед переносом. На стоящем здесь же кульмане я выполнял чертежи, рисовал схемы и эскизы. Со стороны, наверное, это выглядело жутковато, когда человек с остекленевшим взглядом, без каких-либо чертёжных инструментов, одним лишь карандашом, почти не отрывая руки от листа ватмана, выполняет сложнейшие чертежи с непостижимой скоростью.

К исходу четвёртого месяца я стал похож на призрака. Сил что физических, что ментальных становилось всё меньше и меньше, и однажды я просто провалился во тьму небытия. Последнее время я держался исключительно благодаря ментальной энергии, но и она подошла к концу. Моё сознание плавало в бесконечной тьме, а где-то в глубине крохотная, чудом уцелевшая частичка меня радовалась.

Я успел. Я выжал свою память досуха. Всё, что было в меня загружено, я перевёл на бумагу, и теперь, даже если я растворюсь в Великом Ничто, этими знаниями смогут воспользоваться, и колесо истории окончательно свернёт на другой путь.

Кажется, что прошла вечность, прежде чем где-то в невообразимой дали зажглась крошечная искорка. И я потянулся к ней сознанием. Прошла ещё целая вечность, прежде чем искорка приблизилась настолько, что стала маленькой звёздочкой. Ещё через вечность она превратилась в маленький клубочек, который быстро покатился ко мне и мягко коснулся моего измученного сознания. Реальность всколыхнулась и обрела свет, цвет, звуки и запахи. И именно запахи говорили, что я нахожусь в больнице. Попытался пошевелить рукой и задел какую-то посудину, которая с грохотом свалилась на пол.

На шум прибежала дежурная медсестра. Я хоть и не мог пока открыть глаза, но её ауру видел ясно. И не только её. В районе живота у медсестры пульсировало ещё одно яркое пятнышко. Думаю, что недели три, не больше. Надо будет обрадовать будущую мамочку.

Медсестра быстро навела порядок и убежала за доктором. А я тем временем всё же сумел открыть глаза. Окружающее мало походило на больничную палату. Скорее на гостиничный номер, временно превращённый в палату. Погоняв Силу по своему организму и убедившись, что всё в порядке, я вначале сел на кровати, а потом и встал. Вошедшего доктора я встречал стоя у окна.

– Больной, вам нельзя вставать. Лягте немедленно, вы ещё слишком слабы! – попытался воззвать к моей сознательности врач.

– Вы ошибаетесь, доктор. Я в полном порядке. Как долго я тут нахожусь?

– Вас привезли в состоянии, близком к коме, три недели назад. Приказали сделать всё возможное и невозможное, но поставить вас на ноги.

– Наверное, кары всевозможные обещали в случае чего? – Я усмехнулся.

– Меня пообещали расстрелять, а остальной персонал сослать в Магадан навсегда. – Удивительно, но доктор был совершенно спокоен. Похоже, не в первый раз ему обещают подобное.

– Только не на Магадан. Это мне не по годам. Я пока туда доеду, опасаюсь, дуба дам… – вспомнились мне строки из произведения Леонида Филатова[17]. – Не беспокойтесь. Вас никто не посмеет тронуть, так что работайте спокойно. – Я был абсолютно искренен. – Распорядитесь, пожалуйста, чтобы принесли мою одежду, и мне потребуется телефон.

Доктор только махнул рукой и, повернувшись, вышел. Через пятнадцать минут, одевшись, я прошёл в кабинет главврача и набрал номер приёмной Сталина. Поздоровавшись с Поскрёбышевым, узнал от него, что Сталин сегодня весь день на даче. Пришлось перезванивать уже на дачу.

– Здравствуйте, товарищ Сталин. Это Головин. Я в полном порядке и готов приступить к исполнению своих обязанностей.

– Здравствуй, Виктор. Ну и напугал ты нас. – Слышно было, что Сталин говорит искренне. – Ты точно в порядке? Может, стоит полежать в больнице неделю-другую?

– Спасибо за заботу, Иосиф Виссарионович, но я належался уже.

– Тогда приезжай немедленно ко мне на дачу. Машину за тобой я вышлю.

На сталинской даче первым, кого я увидел, был Киров. Он крепко обнял меня. Чувствовалось, что он сильно переживал за меня.

– Жив! Ну и молодец! А врачи понять не могли, что с тобой происходит. Сказали только, что потерял сознание и впал в кому на почве сильнейшего переутомления. Ты, чёрт тебя побери, чуть сам себя не убил! – Киров в сердцах ткнул кулаком мне в плечо.

– Да жив я, жив. Я же вроде как Дракон, а мы, драконы, зверушки живучие, – я и сам рассмеялся своей немудрёной шутке. – А где хозяин?

– Они с Берией решают свои вопросы, а я вышел тебя встретить.

Мы только успели подойти к крыльцу, когда на него вышел сам хозяин дачи с сопровождающим его Берией.