– У меня такое впечатление, что эта девчонка тебя заинтересовала, – сказал Сталин, когда пылающая кумачом парочка скрылась с крыльца.
– Так ещё бы не заинтересовала. Там, – я неопределённо махнул рукой, – это была единственная девушка-командир танковой роты, гвардии капитан. Пять боевых орденов, медали. Всю войну прошла.
– Да, героическая девушка, – Сталин вздохнул. – Надеюсь здесь ей не придётся воевать.
– Для того и работаем, чтобы ни ей, ни Насте не пришлось стрелять во врага.
Шашлыки были отменные. Мясо так и таяло во рту. Когда первый голод был утолён, Сталин постучал вилкой по графину с грузинским вином.
– Товарищи, мы здесь собрались не только для того, чтобы покушать шашлык и отметить выздоровление товарища Головина. Мы здесь для того, чтобы донести до троих из вас информацию, которая идёт под грифом «Особой государственной важности». Всё, что вы здесь услышите, является абсолютной правдой, какой бы фантастической она ни казалась. Сейчас Виктор введёт вас в курс дела.
Я встал и начал свой рассказ.
– Меня зовут Головин Виктор Михайлович. Я родился в тысяча девятьсот семьдесят пятом году…
Пока я говорил, в беседке стояла мёртвая тишина. Естественно, я опустил момент, связанный с чтением их воспоминаний. Сталин и Киров знали об этом, а остальным данная информация была ни к чему. Почти час я описывал события истории того мира, вплоть до момента моего переноса сюда. Как говорится, шок – это по-нашему. А по-другому и не назвать то, что испытали Берия, Ворошилов и Будённый.
– Мистика какая-то, – произнёс Ворошилов, вытирая выступившую на лбу испарину.
– Нет, Клим, это не мистика, – резко сказал Сталин. – Это события, которые могут произойти и у нас, в нашем мире. И наша наиглавнейшая задача не допустить этого. Да и видел ты уже способности Виктора, так что в сказанное придётся поверить
– Извините, товарищи, но я должен предпринять некоторые меры для обеспечения безопасности. – Я обернулся на Сталина и после его кивка продолжил: – Я поставлю вам всем в сознание блок, который не позволит рассказать кому-либо об услышанном здесь. При каждой попытке что-либо рассказать или написать блок будет отключать ваше сознание. После третьей попытки он остановит сердце.
– Кто будет первым? – Сталин оглядел присутствующих.
– Разрешите мне. – Киров встал и подошёл ко мне.
Я положил ладони ему на виски и внедрил блок. Сил это отняло немало. Затем по очереди подошли все остальные. Внедрив блокировку последнему я устало сел на стул.
– С тобой всё в порядке, Виктор? – обеспокоенно спросил Сталин.
– Всё нормально Иосиф Виссарионович. Процедура сил много отнимает. Сейчас поем как следует, и всё придёт в норму.
Навернув несколько шампуров истекающего жирком мяса, запив всё это вкусным морсом, я почувствовал себя вновь полным сил. Пока я насыщался, в беседке царило молчание. Видимо, все обдумывали сказанное мной. Наконец, Берия, не выдержав, поинтересовался:
– Виктор, а есть ли возможность избежать войны?
– А зачем? – задал я встречный вопрос. Все удивлённо уставились на меня. – Я поясню. Война в любом случае неизбежна, и начнётся она, учитывая идентичность происходящих мировых процессов в том мире и здесь, примерно в то же время, что и там. То есть в сорок первом году. Время для подготовки у нас есть. Учитывая наши возможности, мы можем по её результатам перекроить карту мира с наиболее благоприятной для нас конфигурацией. Кроме того, война позволит выдвинуть наверх наиболее перспективных военачальников и отсеять кабинетных вояк. Ну и, как один из побочных эффектов, война даст огромный толчок культуре. Появятся новые песни, фильмы, книги, на которых будет воспитываться не одно поколение молодёжи. Главная наша задача – это свести потери в этой войне к минимуму и получить по её результатам наибольшую выгоду.
– То есть воевать ради песен? – Ворошилов аж подался вперёд.
– Нет, Климент Ефремович, не ради песен, а ради дальнейшего существования Советского Союза. И не просто существования, а процветания. А песни, – я протянул руку за гитарой, – порой бывают мощнее, чем тысячи снарядов. Я спою несколько, появившихся там после войны, а вы попытайтесь прочувствовать.
И я запел песню из любимого мною кинофильма «Офицеры».
Смолкли последние аккорды, а слушатели всё ещё сидели под впечатлением. Первым не выдержал Будённый.
– Ну, Витька, ети его в коромысло, ты и дал. У меня же мурашки по спине с кулак размером бегали, пока слушал.
– И у меня, – неожиданно произнёс Берия, протирая своё пенсне.
Я усмехнулся.
– В том мире некоторые говорили, что есть две песни, которые являются своеобразным тестом на принадлежность к русскому этносу. Только истинный русский человек, какой бы национальности он ни был, так реагирует на них. Одну из них я исполнил. Сейчас будет другая.
И я заиграл «Священную войну». Своим голосом попытался передать энергетику великой песни, и, по-моему, у меня получилось. Об этом говорило хотя бы то, что все (!!!) присутствовавшие в беседке встали, сжав кулаки.
– Вот это да! – выдохнул Ворошилов. – Не ожидал такого эффекта.