После этих слов Омура встал и почтительно поклонился. Я, в свою очередь, сделал то же самое, но поклонился меньше, показывая своё старшинство.
— Мне не нужны от вас никакие сведения, тайса, — назвал я Омуру его званием. — Я даже готов вернуть вам ваш родовой меч, но при условии, что вы дадите слово не пускать его в дело, пока находитесь на территории, контролируемой Красной Армией.
Я махнул рукой, и мне передали даже на вид старинную катану. Вытащив клинок на несколько сантиметров из ножен, я полюбовался переливами света на безупречном лезвии и протянул его опешившему японцу. Он взял в руки меч, при этом стоящие позади меня двое бойцов направили на него автоматы, и приложился губами к клинку.
— Вы не боитесь, генерал? — Омура внимательно посмотрел мне в глаза. — Ведь я ещё не дал своего слова.
— Нет, не боюсь, — спокойно ответил я. — Вы для меня не противник, даже если убрать конвой.
— Но у меня меч.
— Знаете, Омура, вашу же пословицу? Самурай без меча — это всё равно что самурай с мечом, только без меча. Вот и для меня нет никакой разницы в том, есть у вас меч или нет. Даже голыми руками я вас с лёгкостью убью.
На лице Минамото застыла смесь удивления и ярости. Какой-то русский варвар сравнил себя с самураем, да ещё и похваляется.
— Что, тайса, захотели преподать мне урок? — Я усмехнулся. — Я согласен, но при одном условии.
— Я не изменю императору.
— Мне не нужно от вас предательство. Мне нужно, чтобы в случае моей победы вы отправились к своему императору и передали ему небольшое послание. Если же победите вы, то вас отпустят обратно к вашим. Это моё слово.
— Я согласен, — без промедления ответил Омура.
Уже выходя во двор, ко мне подошёл Штерн.
— Я надеюсь, вы знаете, что делаете, товарищ Головин?
— Не беспокойтесь, Григорий Михайлович, всё будет хорошо.
Во дворе Омура стряхнул ножны с клинка и сделал несколько разминочных движений.
— Вы не возьмёте меч? — спросил он меня.
— Для меня наличие или отсутствие меча не имеет никакого значения, но если вы настаиваете… — И мне вынесли похожий меч.
Я обнажил клинок и на мгновение застыл. Если мне не изменяют мои ментальные способности, то передо мной катана знаменитого мастера Масамунэ. И не просто клинок, а знаменитый Хондзё Масамунэ, который в моём мире после капитуляции Японии был передан одному американскому военному, да так и сгинул где-то. А здесь вот он, неизвестно как попавший сюда.
Интересовался я когда-то холодным оружием. Это было во времена увлечения фланкировкой с казачьей шашкой. И сейчас я просто почувствовал, работы какого мастера этот меч, слишком сильна была его энергетика.
— Заметьте, Омура, это клинок великого мастера Масамунэ. Мечи его работы, по преданию, предназначены для хладнокровных и рассудительных воителей, которые не вынимают их из ножен по пустякам.
Сделав взаимный поклон, мы встали в стойку. Вернее, это Омура встал в традиционную стойку с мечом, а я просто опустил руку вниз, держа меч остриём к земле. Атака японца была стремительной. Стремительной для него и окружающих. Для меня же он двигался плавно и неспешно, словно в густой патоке.
Легко отведя его удар в сторону, я срезал одну пуговицу у него на мундире. Хотел вначале срезать петлицу со знаками различия, но посчитал это слишком сильным оскорблением. Удивлённо посмотрев на отрезанную пуговицу, Омура вновь атаковал. И вторая пуговица отправилась вслед первой. Понадобилось срезать ещё две пуговицы, чтобы японец остановился. Он с недоумением смотрел на лежащие на земле пуговицы, не понимая, как такое возможно, ведь он не видел моих движений, лишь какую-то размазанную в воздухе тень.
— Ну что, продолжим? — Я даже не сбил дыхание. — Только боюсь, что мне придётся срезать пуговицы на ваших штанах, и тогда они упадут. А это будет неприятным зрелищем, самурай без штанов.
Омура ещё раз посмотрел на лежащие пуговицы, потом перевёл взгляд на меня и с поклоном протянул мне свой меч, признавая поражение. Я взял его меч, подержал его в руке и вернул уже бывшему владельцу.
— Этот меч не должен покидать семью. Храните его, Омура, и помните, что не стоит обнажать его против русских.
Минамото принял меч на вытянутых руках, низко склонившись. Вечером того же дня его переправили на японскую сторону. В запечатанном футляре он нёс короткое послание императору Хирохито, написанное на пергаменте иероглифами.
«Всегда лучше жить с соседом в мире, чем бросаться друг в друга камнями. В таком случае есть опасность того, что сосед может разозлиться и сжечь твой дом».
На следующее утро из Москвы пришёл приказ прекратить огонь и не препятствовать отводу японских войск.
А я выехал с первым эшелоном, везущим самоходные миномёты обратно в Кубинку. Через три дня должен был выйти второй эшелон. Эти три дня я собирался, воспользовавшись своим служебным положением, провести в Чагояне и, доехав со вторым составом до Читы, пересесть на самолёт до Москвы. В поезде я достал из баула свой мундир и переоделся. Должен же я предстать перед своим дядькой, заменившим нам с Настей семью, во всей красе.