Красный Дракон Империи

Седых, которого я, несмотря на его яростные возражения, в приказном порядке отправил предпоследним рейсом проследить за размещением эвакуированных детей, узнав, что отправленный за мной вертолёт не вернулся, сразу развил бурную деятельность. В первую очередь сообщил о произошедшем в Москву. Выслушав в свой адрес немало нелицеприятных и матерных эпитетов, он через командира дивизии организовал авиаразведку по маршруту полёта. К тому времени немцы подтянули в район авиацию и зенитки. Несколько самолётов-разведчиков было сбито.

Информация о месте крушения нашего вертолёта пришла из штурмового авиаполка. Один из штурмовиков во время нанесения удара по позициям немецких зенитчиков был повреждён и уходил на восток на бреющем полёте. Вот его экипаж и заметил обломки вертолёта, о чём доложил по прилёте в полк. Так как информация была не первостепенной, то её внесли в журнал и забыли. Мало ли какие обломки валяются. И лишь когда начался активный поиск пропавшего вертолёта, кто-то вспомнил об этом и сообщил наверх.

В район обнаружения обломков срочно отправили разведгруппу. Удалось взять языка, и от него узнали, что всех уцелевших увезли в интернат. Эта информация была доложена в Москву.

На следующий день был отдан приказ о проведении наступательной операции на данном участке фронта. В операции были задействованы ударные части. Передовую линию немецкой обороны прошли, как горячий нож сквозь масло. За сутки, сметая с пути встреченные немецкие войска, стремительным ударом захватили интернат. Мою бессознательную тушку извлекли из подвала и самолётом отправили в Москву.

В Центральном госпитале, куда сразу же примчались мои девчонки, прихватив с собой Анютку, врачи пытались привести меня в чувство, но безрезультатно. Я фактически умирал. Сердце почти не билось. Ольгу с Настей и пустили-то ко мне, чтобы они могли попрощаться.

Спасла меня Анютка. Она, подойдя ко мне, сразу сказала:

— Он живой, но у него нет сил.

С этими словами она положила свои ладошки мне на грудь и закрыла глаза. Так она стояла минут пять, а затем начала медленно оседать на пол. Её подхватил Седых и уложил на соседнюю койку. Девочка открыла глаза.

— Слишком много своих сил отдала и устала. Можно, я посплю?

Но её уже никто не слышал. В этот самый момент я сделал глубокий вдох. Присутствовавший при всём при этом врач бросился ко мне.

— Так. Пульс участился, дыхание нормализовалось. Но этого просто не может быть.

— Витю надо срочно в Новый Афон к Шэн-ли. Он уже однажды в Чите давал брату свои силы.

В Новом Афоне мной занялись сразу десять одарённых монахов. Они делились со мной своей энергией Ци, которую я впитывал как губка в огромном количестве.

— Трое монахов не смогли контролировать свои потоки Ци и отдали всю свою энергию. Все трое умерли, — печально произнёс Шэн-ли.

— Где их похоронили? Я хочу посетить их могилы, — прохрипел я. Комок в горле мешал говорить.

Много позднее на их могиле я за свой счёт установил памятник из белого нефрита, изображавший с фотографической точностью трёх монахов, отдавших за меня жизни, в полный рост, стоящих лицом к лицу и держащих на ладонях красного нефритового дракона.

Сталин не орал. Он совершенно спокойным голосом, с чуть заметным акцентом, буквально снимал с меня стружку. В конце он произнёс:

— Ви, товарищ Головин, слишком сильно поверили в свою всесильность. Это неправильно. На любую силу найдётся ещё большая сила. Если бы не действия вашего помощника товарища Седых, то нам пришлось бы разбомбить там всё сверхмощными бомбами и залить всё напалмом, чтобы вы не достались врагу. Вы осознаёте, какую опасность может представлять ваше попадание в плен к немцам? Надеюсь, что осознаёте, товарищ генерал-полковник. В общем всё, Виктор, на фронт ты больше не поедешь. Занимайся делами тут, в Москве. И передай Селивёрстовым, что их заявление об усыновлении Анны Пантелеевой рассмотрено, и принято положительное решение.

М-да, всесильность. Встреча с «кудесником» из «Аненербе» не прошла даром. Я утратил способность накладывать на сознание других людей «чёрную паутину», упрочнять силой вещи (да и раньше самое массивное, что смог упрочнить, был хрустальный земной шар, в который на выставке в Париже попала пуля) и вводить кого-либо в состояние оцепенения. Всё остальное осталось при мне, но при применении требовало очень много сил.

Тем же вечером состоялся разговор с дядькой Андреем и тёткой Дарьей.

— Вы твёрдо решили с Анюткой?

— Конечно, твёрдо, Виктор. — Тётка Дарья вздохнула. — Раз уж Господь своих детей не дал, так пусть Анечка будет дочкой. Тем более дар у неё есть. Вот и ученицей моей станет. Всё, что знаю, ей передам.

— Ну, в этом и я приму участие, — улыбнулся я. — А вообще я рад, что всё так получилось.