Красный Дракон Империи

— Николай Фомич, Антонина Владимировна, мне показалось, что вы хотели со мной о чём-то поговорить, — ответил я на вопросительные взгляды подошедшей четы Стрельниковых.

В купе мы сели напротив друг друга. Воцарилось молчание. Пришлось слегка кашлянуть, давая старт разговору. Стрельниковы переглянулись, и первый вопрос, что было ожидаемо, задала мама Ольги:

— Виктор, вы едете с сестрой, так скажем, в не простом вагоне и, как нам показалось, довольно свободно распоряжаетесь достаточно крупными деньгами. А где ваши родители?

— А если я отвечу, что мы с Настей круглые сироты, вы мне поверите? Наша мама умерла семь лет назад, а отец погиб в перестрелке с бандитами ещё раньше.

— Но у вас чувствуется хорошее образование. И вы не похожи на сирот.

— И я снова вас удивлю. Всю свою сознательную жизнь мы с Настей прожили в глухой тайге на хуторе у родственника (а кто скажет, что дядька Андрей нам не родной?). Оба закончили семилетку в ближайшем посёлке. Так что образование у нас с сестрой не полное. Знаний у меня очень много. Откуда, сказать не могу, а врать ВАМ не хочу. — Я сделал ударение на слове «вам». — Сейчас едем в Ленинград как раз для того, чтобы это самое образование продолжить. Ну а то, что не похожи на других сирот, то тут уж извините, — я шутливо развел руками, — такие вот мы необычные. Что касается денег, то это, можно сказать, наше с Настей наследство от родителей. А билет нам вообще купили в Чите хорошие знакомые (а кто сказал, что читинские китайцы нам не знакомые и тем более не хорошие?). Мы и не знали, в какой именно вагон.

— Вы, Виктор, извините нас, — вступил в разговор Николай Фомич, — мы не хотели вас обидеть. Просто вы действительно крайне необычный юноша. И это не говоря о ваших способностях. Вы прекрасно поёте и играете на многих инструментах, а разговор у вас как у человека с жизненным опытом, хотя вам на вид лет девятнадцать.

— Семнадцать, — поправил я Ольгиного отца.

— Что? — переспросила Антонина Владимировна.

— Мне семнадцать лет, — повторил я и уточнил: — Будет в ноябре.

Я уже начинаю привыкать к удивлённым лицам. Вот и Ольгины родители тоже удивились, выгляжу-то я старше своих лет. Кстати, Насте тоже на вид можно дать шестнадцать лет, а не её сегодняшние четырнадцать. Видимо, сказывается хорошая генетика.

— А песни, которые вы поёте, они ваши? — Женское любопытство непреодолимо, хотя главный вопрос, который она хотела задать, Антонина Владимировна явно приберегла на потом.

Ничего не отвечая, опять с улыбкой развёл руками и слегка поклонился, чем вызвал очередную порцию удивления у собеседников.

— И на иностранном языке? — спросил Николай Фомич.

— И на испанском тоже. Кстати, ещё две песни, которые я исполнял, были изначально написаны на французском. Это «Вечная любовь» и «Если б не было тебя».

— Виктор, вы кроме испанского ещё и французский знаете? — Удивлению Антонины Владимировны не было предела. — А насколько хорошо вы знаете французский? — Последний вопрос был задан на языке Вольтера, что не удивительно с её гимназическим образованием.

— Владею свободно, — на том же языке ответил я, — а ещё испанским, немецким, английским, итальянским, китайским и японским. И разговорным, и письменным.

Всё, добил я жену красного военмора. У неё от удивления дар речи пропал. Пришлось встать и налить ей в стакан из стоящей на столике бутылки минералки. Выпив шипучий напиток, она пришла в себя.

— Но откуда?!

— Ну, так скажем, оттуда же, откуда и мои способности. Но об этом говорить не будем. Не самые приятные, так сказать, воспоминания. Надеюсь, когда-нибудь я вам об этом расскажу, но не сегодня.

— Скажите, Виктор, — аккуратно вступил в разговор Николай Фомич, — а вот те две песни, что вы пели, которые о любви…

— Да-да, — перебила мужа Антонина Владимировна, — нам обоим показалось, что вы пели их исключительно для Ольги…

Вот и главный вопрос подошёл. Пришлось изобразить смущение и, опустив глаза, кивнуть.

— Поймите, Виктор, нам бы очень хотелось, чтобы вы с Ольгой подружились, но не хотелось бы, чтобы это было лишь мимолётным путевым увлечением. Мы с Николаем Фомичом безмерно благодарны вам за то, что вы фактически спасли нашу дочь и на всю жизнь ваши должники за это, но… Мы прекрасно видим, насколько вы ей не безразличны, как она буквально расцветает при вашем появлении, и нам очень не хотелось бы, чтобы вы разбили ей сердце и заставили страдать….

— Антонина Владимировна, — прервал я маму Ольги, — я прекрасно понимаю ваши с Николаем Фомичом опасения, но уверяю вас, что для меня нет никого на свете дороже двух девушек. Это моя сестра Настя и ваша дочь Ольга. И я никогда не допущу, чтобы им было плохо. Поверьте, Ольга мне тоже далеко не безразлична. И даже более того, — я опустил голову и чуть слышно произнёс: — Я никогда не прощу себе, если потеряю её. И, пожалуйста, не говорите ни о каких долгах. Это не вы мне, а я вам должен. На всю оставшуюся жизнь.

— Ну вот и славно! — громко хлопнул себя по коленке Ольгин отец. — А за это предлагаю выпить коньячку. Виктор, вы как?