Красный дракон. Китай между Америкой и Россией. От Мао Цзэдуна до Си Цзиньпина

Особенности современного глобального финансового и экономического кризиса заключаются в том, что он протекает в условиях надвигающихся глобальных угроз (экологических и др.). Поэтому все рецепты по выходу из него, основанные на прежнем опыте решения проблем Великой депрессии, оказываются неадекватными действительности. Более того, нынешний глобальный кризис в своей основе имеет, как отмечает А.Ю. Цофнас, и аксиологический кризис – идеалы и ценности общества потребления ведут к мощному кризису, в конечном счете – к катастрофе. Он вполне справедливо пишет о последствиях этого аксиологического кризиса следующее: «Жизненный мир после этого “финансово-экономического” кризиса уже не имеет права оставаться таким же, каким был до него – с всеобщей ориентацией на консьюмеризм, в котором неограниченно растущие материальные потребности якобы должны непременно – независимо от их разумности и соответствия возможностям природы – удовлетворяться. Не менее опасна и каннибалистская идея “золотого миллиарда”: один миллиард людей спасется, а остальные пять окажутся только средством для их благополучного проживания. Эти пять миллиардов ни за что не примирятся с тем, чтобы удобства цивилизации оплачивались неудобствами всех живущих на ее периферии»⁴⁸¹. Таким образом, человечество больше не желает ориентироваться на ценности и идеалы общества потребления как тупикового и опасного пути развития глобального социума.

В этот вывод вполне укладывается концепция французского политолога и идеолога новых правых А. де Бенуа, согласно которой сейчас «мы столкнулись с тройным кризисом: кризисом капиталистической системы, кризисом либеральной мондиализации, кризисом американской гегемонии»⁴⁸². Поэтому рассуждения политиков типа Н. Саркози и Ф. Фийона о необходимости «регулировать» систему, «сделать ее более нравственной» с целью избежать такого рода глобальных финансово-экономических кризисов не адекватны природе капитализма. «“Капитал преодолевает все преграды как дикий зверь”, – утверждал еще К. Маркс. Логика накопления капитала – это иллимитация, преодоление всех границ, обессмысливание мира ради утверждения рыночного “смысла”, превращение всех ценностей в товары, Gestell, о котором писал Хайдеггер»⁴⁸³. В данном случае стратегия достижения финансового могущества фактически означает регулирование экономики на основе принципа максимума прибыли при игнорировании остальных измерений жизнедеятельности человека и общества. Однако следует иметь в виду то фундаментальное обстоятельство, что сама идея общества как рынка – саморегулирующегося, гармоничного, прозрачного для самого себя представляет собой созданную европейской политической экономией XVIII столетия утопию, которая сейчас выступает одной из основ либерального мировоззрения⁴⁸⁴. Однако реалии развития человечества показывают несостоятельность «невидимой руки» рынка, подменяющего собой политическую (и не только политическую) активность индивидов и социальных групп.

Анализ нынешнего глобального финансово-экономического кризиса позволяет сделать вывод о том, что следует вести речь о «целом комплексе кризисов, охватывающих все стороны жизни как развитых, так и развивающихся стран, кризисов, которые подвергают эрозии сами основы современной западной цивилизации, кризисов, которые ставят окончательную точку в грандиозной саге окончания евроцентристского миропорядка и восхождения полицентрического миропорядка»⁴⁸⁵. Речь идет фактически о смене парадигмы мироустройства, когда кончается гиперцикл доминирования Запада в мире и выстроенной им парадигмы мирового порядка. Не случайно британский исследователь К. Понтинг в своей «Всемирной истории. Новый взгляд» показывает, что мир всегда был многополярным, что следует отказаться от европоцентристского взгляда на историю, так как европейская цивилизация со своим североамериканским ответвлением является периферией мировой цивилизации, а новая и новейшая история представляет собой маленький кусочек обширной истории человечества.

«К концу XX века, – подчеркивает он, – стало ясно, что Европа, как и другие общества в прошлом, не способна сохранить монополию на технологические разработки, которым она положила начало. Она по-прежнему являлась крупной экономической державой – но другие регионы сплошь и рядом оказывались более динамичными и развитыми промышленно и технологически. Политическое доминирование Европы в мире (как правило, далеко не полное) оказалось весьма краткосрочным. Отпрыск Европы, Соединенные Штаты, тоже обнаружили, что их недолгое экономическое превосходство быстро начало угасать. Полезность их военной мощи при решении проблем, с которыми они сталкивались, все уменьшалась. Азия быстро восстанавливала свое положение, которое она временно утратила после 1750 года. Япония стала державой первого ранга. Китай, всегда самое крупное государство в мире, быстро индустриализировался и увеличивал свое военное и политическое влияние. Мир, казалось, возвращается к свойственному ему соотношению сил»⁴⁸⁶.