Красный дворец

— Низшие классы творят, что хотят, а ее семья, как я уже сказал, всегда держалась особняком. После развода матери они жили вместе, но я не знаю, поженились они или нет. — Командир прочистил горло. — Как я уже говорил, Инён написал ее брат, и из его письма она узнала, что ее мать исчезла, что в последний раз ее видели во дворце. А я и понятия не имел, что ее мать, долго проработавшая в здешней аптеке, стала дворцовой медсестрой.

Я вцепилась в юбку, чтобы унять дрожь в руках.

— Вопреки моему совету Инён восприняла исчезновение матери как свое личное дело, которое она должна расследовать, подобно следователю. Она писала брату почти ежедневно, расспрашивала о нем, настойчиво советовала завоевать доверие какой-то придворной дамы…

— Придворной дамы?

— Да, вероятно, той, которую видели с их матерью незадолго до ее смерти. Спустя какое-то время он просто перестал отвечать Инён. И тогда она начала внимательно изучать медицинские труды, пользуясь каждой выпавшей ей свободной минутой, и часто занималась по ночам. Она сдавала экзамен за экзаменом, и с каждым разом ее отметки оказывались все выше и выше. Ее взяли обратно в аптеку, где она проработала несколько месяцев, — я был порядком удивлен, услышав об этом, — а потом назначили во дворец.

— Если бы мне было позволено, — прошептала я, и командир посмотрел в мою сторону. Он не понимал, как со мной следует обращаться, но тем не менее кивнул. — Вы упомянули о том, что Инён была женщиной достойной и добропорядочной. А после исчезновения матери она как-то изменилась? Может, начала странно себя вести?

Командир окинул меня взглядом, а затем посмотрел на Оджина:

— Кто она, инспектор?

— Дворцовая медсестра, — ответил тот. — Она тоже занимается расследованием.

— Ну, разумеется… Откуда еще кому-то знать, что происходит в стенах дворца? — прошептал он. Ему явно было что-то известно, и когда он сжал губы и нахмурил брови, я невольно напрягла спину.

— Инён занялась пациентами, пострадавшими от чужой несправедливости. И она стала как одержима этой работой. А потом, однажды, ей поручили арестовать свидетельницу, давшую ложные показания. И я нашел эту свидетельницу… в самом что ни на есть плачевном состоянии. Ее лицо походило на кровавое месиво и стало почти неузнаваемым, ее избили так сильно, что она не очнулась. Я закрыл на это глаза. Хотя, признаю, я сомневаюсь теперь, а не допустил ли я тем самым большую ошибку.

— Со всем моим уважением к вам, — медленно проговорил Оджин, и я бросила на него нервный взгляд, — должен заметить, что иногда избыток милосердия вредит не меньше, чем его нехватка.

Я ожидала, что командир разгневается — командир Сон непременно взорвался бы от ярости. Но он издал лишь полный сожаления вздох — значит, слова Оджина показались ему справедливыми. Возможно, чиновники за пределами столицы гораздо менее ожесточены.

— Вы должны были слышать о резне в Хёминсо, ёнгам[36], — продолжил Оджин.

— Слышал. И полагаю, именно из-за нее вы здесь и оказались. — Командир пригладил бороду, его взгляд опять обратился на меня. Понизив голос, он сказал: — Вот уж не думал, что мне придется отвечать на подобные вопросы… Разве мог я представить, что простая девушка-служанка способна на такое?

— Вы считаете, медсестра Инён может быть причастна к убийствам? — спросил Оджин.

— Да. Поначалу это была всего лишь догадка, но теперь, перебирая все детали, я уверен: за ними стоит именно она. — Командир Чхэ поднялся на ноги и достал что-то из ящика шкафа. Я испугалась, что в руках у него окажется меч и он убьет нас за то, что мы поймали его на досаднейшей ошибке. Но он достал не меч, а кусок дерева с вырезанной на нем печатью. Это был ордер, дающий полицейским право арестовывать подозрительных лиц. — Я внимательно следил за делом о резне в Хёминсо и увидел, к какому хаосу она привела. Люди стали подозревать в убийствах самого принца. Когда вернетесь к себе, покажите мою печать командиру Сону и скажите ему, что у вас есть сведения, полученные от начальника полицейского отделения Кванджу. Медсестру Инён необходимо как можно скорее арестовать и допросить.

* * *

Тем временем дождь перестал, и казавшееся умытым небо окрасилось в ярко-синий цвет. Мы покинули город-крепость и искали какую-нибудь харчевню поблизости, но встречались нам лишь одно за другим покрытые грязью рисовые поля, затем потянулся бесконечный с виду лес, где росли кривые деревья да тянулся вверх зеленый бамбук. Наконец мы увидели небольшой дом с двумя окнами, в которых горели свечи; эти окна выступали из теней подобно ярко-желтым глазам зверя.

— Слава небесам, — вырвалось у меня.

— Давай надеяться, что здесь живет супружеская пара добрых стариков, — сказал Оджин, — а не любящая лакомиться человечьими легкими лиса-оборотень кумихо.

Судя по голосу, он пребывал в хорошем расположении духа. Ведь наше расследование почти подошло к концу. Но я вовсе не разделяла его настроения, потому что женщина, которую собирался арестовать Оджин, была моей знакомой медсестрой. Я часто разговаривала с ней, я с ней работала.

Но я все же старалась казаться жизнерадостной: