— Это зависит от сердца. Те, что вспыльчивы и легко злятся, умеют призывать пламя, — рассмеялся он. — Это приносило много хлопот Борганам.
— Но меня легко разозлить, — сказала я. — Почему у меня не получается?
— Ты испытала огромную потерю, — сказал он. — И боль изменила твое сердце. Тебя все еще легко разозлить?
— Многое изменилось после смерти отца. Но я не знаю. Я не знаю,
— А знает ли хоть кто-нибудь? — ответил он. — Ты сама бы поняла это с возрастом. Никто из нас не знает, что делает. Мы лишь выбираем из того, что умеем. Человек, что говорит тебе, что знает все, просто лжет.
Я вздохнула. Неприятно, но я должна была сказать.
— Может, причина того, что я не могу создать пламя, в том, что мне помогает человек, убивший моего отца.
Аллертон отвел взгляд, его челюсть сжалась. Таким безропотным я его еще не видела.
— Я не могу изменить прошлого, Мей. Надеюсь, однажды ты поверишь, что я сожалею об этом.
Я покачала головой, вспоминая, как вел себя Аллертон тогда в палатке. Даже если сейчас он был моим защитником, я не могла отменить своей реакции на него. А если я не могла отвлечься от этого, как я вообще смогу с ним работать? А ведь я должна была помнить и о Казе, и об остальных придворных.
— Почему ты мой защитник? Почему не кто-нибудь другой?
Он замолчал и окинул меня взглядом.
— Из всего лагеря я подхожу больше всех. У меня больше всех знаний. Я изучил больше книг, чем остальные. Но я понимаю, что, несмотря на мои старания, на то, что я — глава Борганов, я не могу не упомянуть это, нашу первую встречу уже не изменить. Ты сможешь увидеть меня не монстром, виновным в смерти твоего отца?
Я думала над этим какое-то время.
— Я пытаюсь, но не думаю, что готова.
Слова повисли в воздухе. И они увеличили дистанцию между нами.
— Почему ты не используешь его? — сказал он сквозь сжатые зубы.
— Что?
— Используй свой гнев ко мне. Ты не сможешь ранить мою душу. Используй его на мне. Сожги меня, — его янтарные глаза сверкали.
Я глубоко вдохнула и уставилась на Аллертона, вспоминая первую встречу. Это было так ярко, словно случилось лишь мгновение назад. Он шел по лагерю Борганов со стражей. Я смотрела, а внутри клокотала ненависть, я знала, что его окружают те же люди, что напали на деревню. Они убили моего отца и похитили рожденную с мастерством. По
Я вспомнила, как пламя лизало небо на похоронах отца, и я почувствовала, как в животе разжигается пламя. Я сосредоточилась на этом жаре, проводя его к груди, но стоило позволить ему захватить меня, как в памяти всплыло лицо Каза. Мы сидели у костра и говорили, смеялись. Я видела, как он вел себя, и хотела стать лучше. Я не хотела быть только мстительной. Жар угас, и я опустила голову.
— Я не могу.
Аллертон нахмурился.
— Дурочка! Разве ты не видишь, сколько жизней в опасности из-за того, что ты не можешь разозлиться и использовать огонь?
— А нельзя уничтожить Водяного другим путем? Почему я не могу сделать этого ветром? — я хрипло дышала. На лбу выступил пот. Я должна была использовать больше сил, чем представляла. Но я чувствовала, что руки и ноги слабеют, мне хотелось опуститься на холодный каменный пол комнаты. Все расплывалось, комната темнела…
…и послышался голос.
Меня затягивало в видение.
* * *
Сосны и березы. Я узнала эти деревья по пряному запаху. Воздух был знакомым. Дом. Я открыла глаза и увидела сплетенные ветви, тропинку, услышала топот копыт.
Я ушла с тропы, едва успев скрыться. Я выдохнула, сжимаясь в комок за кустами. Копыта удалялись, и я привстала. Вдали виднелась кобылица с каштановой шерсткой, она остановилась. И еще две лошади замерли позади нее. У первого наездника была накидка. И песочного цвета волосы.
Не совладав с любопытством, я пошла вперед. Что-то знакомое было в этих лошадях и их наездниках. И тут я в шоке зажала рот ладонями. Невысокая девушка с темной кожей стояла рядом с каштановой кобылицей. От этого вида я застыла. Я видела
— А на что это похоже? Я упала, — послышался раздраженный голос. Сердце ёкнуло. Это
— Странный народ в Хальц-Вальдене, — сказал Каз. — И грубый. Это так ты обращаешься к принцу?
Мое отражение чертыхнулось. Я заметила настороженность в ее глазах, она пыталась взять себя в руки. Она боялась, маленькая и испуганная, немного наивная. Она еще не знала, что ее отец вот-вот умрет. И мое сердце болело за нас обеих.
— Простите, Ваше Величество.