Сара подходит от барной стойки, держа в руках еще два стакана сухаря. Она младше Нины вдвое или даже втрое, похожа на одну мою львовскую знакомую, у нее чуть припухшее от бессонницы и алкоголя лицо, зеленые глаза и длинные светлые волосы. Нина начинает ей объяснять, что вот, мол, юные представители славянской культуры, меломаны так сказать, тоже обломались и не смогли до конца досмотреть этот чертов мультик, как и мы с тобой, девочка, но они клевые, говорит она и показывает на Сильви. Гашпер продолжает болтать, и в какой-то момент Сара теряет ход его мысли, оборачивается ко мне и говорит, что очень устала, так как в последние два дня делала что-то такое очень важное и потому почти не спала. «Я тоже занимаюсь искусством», — говорит она. «В самом деле? — спрашиваю. — А чем именно?» «Ну, я делаю всякие проекты, — говорит она неуверенно. — А как тебя зовут?» «Серж. То есть Сергей». «О, у вас это очень популярное имя!» «Да, — говорю, — у нас там каждый второй — Серж». «Нам нужно еще раз встретиться, например в Вене». «Оставь адрес, — говорю, — я могу написать тебе письмо». Сара долго копается в карманах своей джинсовой куртки, наконец находит какой-то клочок бумаги, с одной стороны на нем размещена реклама курсов катехизиса, другая сторона чистая, там она и начинает писать. «Ага, — говорит Нина, — я тебе тоже оставлю адрес». И дает свою визитку. Я читаю адреса на карточке и на бумаге, исписанной Сарой. В принципе, это один и тот же адрес, но фамилии разные. «Хорошо, — говорю, — я напишу вам два письма».
В это время соседние двери открываются, и оттуда выходит уже знакомая нам певица с радиомикрофоном, а за нею, как крысы из подземелья, косяком движутся зрители. Перед дверью, отделяя их от бара, где сидим мы все, стоит ширма. Певица заходит за ширму и приседает, зрители остаются с той стороны и, в отличие от нас, ее не видят, видят только ширму. Сев на корточки, певица поет в свой радиомикрофон еще минут десять. С этой стороны на нее смотрят двадцать пар осуждающих нетрезвых глаз. Публика с той стороны покорно ждет. Наконец она заканчивает, и ее начинают поздравлять. Кое-кто с ней даже целуется, хотя она сильно вспотела от продолжительного пения и, думаю, целовать ее неприятно. Впрочем, как и слушать.
Было уже около трех, и Нина предложила поехать куда-нибудь поесть, все вяло согласились и стали пробираться сквозь толпу меломанов, оставляя их наедине с певицей среди пустых перронов бывшего Гамбургского вокзала.
По ночному Берлину снует огромное множество народа, туристы, японцы, скинхеды, студенты. У «Хилтона» большая пробка — копы на мотоциклах перекрыли все подъезды к отелю, видно, как возле центрального входа останавливается несколько массивных «мерседесов» и из них выходят какие-то сильно официальные персоны. «Вишь, друг, — говорит Гашпер, — самого товарища Йошку Фишера увидели». Мы стараемся не отстать от Нининого авто, которое петляет перед нами. Нина садилась за руль уже в хорошем состоянии; похоже, в теплом салоне она вконец разомлела — во тьме уже пару раз появлялись красные вспышки, копы отслеживают и фотографируют всех, кто превышает скорость. И если Гашперу все равно — через пару дней его уже здесь не будет, — то Нину безусловно ждут неприятности. Минут через двадцать мы находим итальянский ресторанчик, кварталы вокруг утрамбованы машинами добропорядочных берлинцев, свободное место можно найти только на соседней улочке; ночь наконец подходит к концу, и к ресторану начинают сползаться постоянные посетители, уж не знаю, кто они, но с ними здесь все здороваются. Они тоже со всеми здороваются, с нами в частности, похожи на рабочих после ночной смены, однако вряд ли итальянские рабочие ходят в четыре утра по ресторанам, уж очень понтово, скорее всего тоже какие-нибудь меломаны. Или сутенеры. Следующий час заполняется разговорами Гашпера, Нина с ним печально во всем соглашается, я постепенно засыпаю, а Сара откровенно клеит нашу чешскую подругу. «Встречаются два боснийца», — начинает Гашпер, и я просыпаюсь, дело движется к концу, надо ехать домой, Сара тоже собирает все свои очки, непроплаченный мобильник, арабский платок, записную книжку, всю в губной помаде, засовывает все это в свою сумку и собирается идти домой. Ее соседка на это не реагирует. «Вызвать тебе такси?» — спрашиваю я и иду к официанту. Официант, молодой итальянец, подмигивает мне обоими глазами, вызывает по телефону такси и весело сует мне презерватив.
— Спасибо, — говорю, — мне не надо.
— Бери-бери, это гратис, то есть бесплатно.