Красный Франкенштейн. Секретные эксперименты Кремля

Прошу выдать подателю сего самокатчику Управления делами СНК СССР удостоверение о том, что т. Иванову И.И. — студенту IV физмата МГУ — дано представление отсрочки от явки по призыву 1904 года. Удостоверение это будет переслано во Францию, Париж, т. Иванову для представления консулу СССР в Париже»8.

Получив такой «пинок» советская бюрократическая машина принялась плодить множество необходимых документов и бумаг. Карусель, созданная Ауссемом, очень быстро набрала обороты и скоро Экономическо-правовой отдел НКИД стал принимать ворох ответной писанины.

«Тов. Сабанину.

Согласно телефонным переговорам с Вами посылаю Вам подлинное удостоверение об отсрочке призыва на военную службу находящегося в Париже тов. Иванова И.И., а также копию переписки с МГУ по этому вопросу. Секретарь Комиссии СНК СССР по содействию работам Академии наук СССР Крауш»9.

И, как часто бывает в любой волоките, тут же началась гибельная для призывника и эксперимента путаница и пропажа документов. В письме от 7 сентября 1926 года профессор жаловался Ольге Александровне Крауш: «Ваше письмо от 27/VIII получил только 6/IX. Не понимаю, где оно лежало. Приношу глубокую благодарность за ликвидацию недоразумения с паспортом сына. Справился в консульстве по телефону. Телеграмма, говорят, получена, но от неизвестного лица, просим зайти и выяснить вопрос 8-го утром. Очевидно какая-то путаница при передаче текста»10.

Действительно 8-го числа бредовая ситуация с бумагами приобрела характер злой проделки Ауссема. Удрученный Иванов писал в Кремль: «Сейчас выяснил в консульстве, что Ваша фамилия была переделана. В телеграмме был Рауш вместо Вашей фамилии. Я им помог выяснить эту ошибку и для убедительности сослался на Ваше письмо. После этого мне было сказано, что теперь все в порядке и сын может ехать со мной в Африку»11.

Советский консул очень тяжело переживал свое поражение от этого упрямого профессора. Старый большевик Ауссем стал требовать все новых и новых документов, рассчитывая хотя бы среди них найти уязвимое место интеллигентика. Консул не знал, что, проявляя свое служебное рвение в деле поимки дезертира, он начал опасную игру. Она могла затормозить не только отправку экспедиции в Гвинею, но и омоложение членов ЦК ВКП (б), среди которых мог быть и сам Сталин. А этот человек ошибок не прощал. Да и ошибками их не считал. Какие уж тут ошибки, когда речь идет о Сталине?

9 сентября профессору Иванову поступило новое срочное сообщение из Москвы об очередных документах для советского дипломата:

«Глубокоуважаемый Илья Иванович!

Сегодня, за № VC84 т. Ауссем послана официально по адресу Aussem, Polpred. PARIS телеграмма о том, что Вашему сыну предоставлена соответствующая отсрочка»12.

Бой с наукой ветеран коммунистической партии Ауссем проиграл. В том же году его родной брат Владимир, служивший на дипломатической службе в Вене, был исключен из партии и затем отдан под суд. Это был первый сигнал для «катапультирования» самого Отто Христиановича Ауссема.

Все было бы хорошо, если бы не одно «но». В суматохе, вызванной провокацией Ауссема, Илья Иванович Иванов потерял бдительность, которая должна быть присуща любому советскому человеку в буржуазной стране. В Москве большое беспокойство вызвала небрежность, с которой относился профессор к ведению собственной переписки. Эту оплошность поставили на вид первому секретарю полпредства СССР во Франции Тихменеву, отвечавшему за соблюдение государственной тайны по линии Спецотдела ОГПУ. В письмах профессора Иванова часто мелькали такие слова, как СНК, Кремль, Химотдел РККА, отравляющие вещества, семенные железы. А с той корреспонденцией, которая направлялась им в Москву обычным par avion, стали происходить какие-то странные вещи в тот момент, когда в Варшаве почтовый груз перебрасывали из одного аэроплана в другой.

И вот 21 сентября 1926 года, когда, как казалось, гроза над Ивановым уже улеглась, первый секретарь посольства Тихменев получил нагоняй. «Работа профессора Иванова, — напоминали сотруднику ОГПУ из Москвы, — ведется на специально ассигнованные средства и одновременно с научным значением представляет практический интерес. В последнее время письма профессора Иванова, получаемые обычной почтой из Варшавы, хотя на конвертах стоит Par avion, приходят в поврежденном виде. Кроме того, сам профессор Иванов сообщает в них сведения и подробности о своей работе, ознакомление с которыми посторонних лиц нежелательно.

В интересах дела прошу Вас срочно передать профессору Иванову, что в его переписке с Академией наук СССР и Комиссией СНК СССР по содействию работам Академии наук СССР, а равно и с другими учреждениями и отдельными лицами необходимо по возможности воздержаться от указания каких-либо подробностей, касающихся его работы. В случаях когда избежать подробного изложения вопроса нельзя, следует посылать почтой через официальные органы СССР за границей»13. 

3