Красный Франкенштейн. Секретные эксперименты Кремля

А из прокуратуры постоянно поступали тревожные сигналы. Генеральный прокурор Крыленко сообщал о необходимости возбудить дела против многих членов Академии наук. Уже 3 января 1930 года зампред ОГПУ Генрих Ягода и начальник Секретно-оперативного управления Евдокимов доносили Сталину о матерых двурушниках и антисоветских бандитах, окопавшихся в Академии наук. Реакция была молниеносной — начались аресты. Среди первых жертв был и директор Зоологического музея Академии наук, профессор А.А. Бялыницкий-Бируля. Тот самый, который «по вопросу о скрещиваниях… решительно высказывается против планов проф. Иванова проводить искусственное обсеменение туземок помимо их согласия». Еще один недруг Иванова уходит с научной сцены, звеня кандалами. Такой победы Илья Иванович явно не ожидал.

Но история сделала неожиданный поворот. И вновь перед отважным зоотехником возникло неожиданное препятствие. 

3

Жизнь советских институтов — это мир интриг и разнообразных коллизий. Основными темами для действий сотрудников являлась борьба за власть и финансирование научных проектов. Институт экспериментальной эндокринологии не был исключением из этого естественного правила. Полюсом раздражения многих сотрудников к концу 1929 года стал товарищ Тоболкин. К этому времени он достиг вершины своего могущества. И это мозолило глаза его начальникам.

Деятельность заместителя, руководившего обезьянником, раздражала многих. Статус его был вполне сравним с постом директора. Его полномочия благодаря кремлевской поддержке порой были шире, чем это можно было предположить. Он имел возможность получать колоссальные деньги, причем такие, какие институтским начальникам и не снились. Опираясь на помощь кремлевских иерархов, он фактически создал собственное, независимое даже в финансовом смысле учреждение, что, конечно, не устраивало руководство его родного Эндокринологического института. Оно решило повести наступление на самостийника и попытаться скомпрометировать его в глазах всесильных покровителей.

Отношения с руководством Института экспериментальной эндокринологии обострились у Тоболкина особенно сильно, когда директор понял, что его заместитель по каким-то причинам полностью поддерживает опыты Иванова по гибридизации и акклиматизации, но тормозит, а то и саботирует передачу животных для трансплантации половых органов деятелям партии и советского правительства.

Первый шаг в тайной войне с Тоболкиным был предпринят 10 января 1930 года. В этот день в институте собралось заседание правления. Второй пункт протокола раскрывает некоторые детали институтской интриги:

«2. Слушали: о питомнике обезьян в Сухуме.

Постановили: Ввиду того что Сухумский питомник по широте стоящих перед ним задач имеет всесоюзное значение, считать целесообразным выделить его из состава института в самостоятельное учреждение Наркомздрава (по линии ГИНЗ’а), сохранив за институтом преимущественное право на получение обезьян для своих научных нужд и контроль за сохранностью здоровых обезьян.

Возбудить ходатайство перед НКЗ о проведении данного постановления в жизнь с 1 октября 1930 года. Постановление о сроке принято большинством 3 членов Правления против 1 — С.Я. Шютте, особое мнение которого при сем прилагается»6.

Хитрость документа состоит в том, чтобы спихнуть окончательно Тоболкина, ведь в случае предлагаемого институтом контроля за обезьянами всемогущий заместитель интеллигентно выставляется за порог научного учреждения и становится главой неизвестно чего. Но зато освобождалась ставка.

Особое мнение товарища Шютте формулировалось еще жестче: «…что же касается срока передачи, то, так как Сухумский питомник имеет специальные кредиты и спецсметы, нет никаких оснований и смысла задерживать эту передачу до 1/X. Питомник должен быть передан немедленно, не позже 1 февраля, со всей его сметой и кредитами. Немедленная передача не встречает никаких технических трудностей»7.

Интрига руководства института отличалась особым коварством. Она должна была осветить высшему руководству страны изменившуюся роль Тоболкина в главном деле питомника — в процессе подготовки операций по физическому омоложению партийных кадров. Упоминание в постановлении «широты стоящих задач» питомника указывало на это со всей очевидностью. А это уже могло вызвать гнев Кремля, привести к крушению статуса питомника и самого Тоболкина.

Разница в сроках передачи заключалась и в том, что руководство института знало о возможном проведении ближайшим летом эксперимента по скрещиванию человека с обезьяной. Тем более что участницы этого эксперимента уже жили рядом с вольерами отцов своих будущих детей.

Тоболкин тоже решил идти ва-банк и упредить дальнейшие шаги своих врагов: 6 февраля 1930 года он направил в Комитет по заведованию учеными и учебными учреждениями ЦИК СССР специфическое разъяснение. Здесь уже и его позиция была заявлена достаточно жестко: