Красный Франкенштейн. Секретные эксперименты Кремля

Инспекторы Райхельсон и Мант пошли еще дальше. Они припомнили, что: «Как известно из доклада тов. РУБАКИНА (уполномоченного НКЗ во Франции), заготовка прошлого года проходила исключительно в ненормальных условиях. (Большой падеж, значительная переплата, чрезмерные накладные расходы и гонорары/половозрелость обезьян)»14.

Это было начало платы за независимость и своенравие, следствием которого стал отказ Тоболкина поставлять обезьян для донорских операций с гениталиями.

Но Кремль и Наркомздрав вначале пребывали в некоторой растерянности и не знали, как себя вести с взбунтовавшимся начальником обезьянника. Вожди посылали запросы в руководство Эндокринологического института, рассчитывая прояснить ситуацию, но оттуда стали приходить нервные и путаные объяснения. Так, 17 июля 1930 года замдиректора Шютте, управляющий научно-показательной лабораторией, заявлял: «По вопросу о Сухумском питомнике обезьян ввиду неполучения от него исчерпывающих отчетов о проделанной работе и оценке этой работы как правлением института, так и общественными организациями доложить Вам что-либо конкретное я не имею возможности и еще раз прошу всяческую ответственность за деятельность Сухумского питомника с меня снять»15.

Потом 11 октября 1930 года Наркомздравом была спешно создана комиссия товарища Гончарова, специально для обследования работы Эндокринологического института, а конкретнее — для проверки действий Тоболкина в Сухуми. Члены этого контрольного органа тут же обсудили постановление Рабоче-крестьянской инспекции Пролетарского района Москвы о том, чтобы Рабоче-крестьянская инспекция СССР «произвела обследование Сухумского питомника путем посылки специальной бригады»16. Причем комиссия товарища Гончарова на этом не остановилась. Она выбрала ответственного сотрудника — товарища Гомпакова и поручила ему «выяснить в РКИ СССР, какое решение принято по решению РКИ Пролетарского района и доложить об этом на следующем совещании комиссии»17. Теперь вся жизнь питомника ставилась под тотальный контроль.

Внешне все дело шло к масштабной ревизии. 

4

А экскурсии все шли и шли к заветным воротам обезьяньего питомника. Экзотическое зрелище привлекало массу отдыхающего на курорте народа. Поглазеть на своих дальних родственников желали многие туристы. Газета «Советская Абхазия» сообщала:

«Десятки рабочих экскурсий и школ тянутся к этому оригинальному учреждению, где, по счастливому выражению одного из посетителей (ленинградского профессора А.В. Немилова), “самый воздух как будто пропитан дарвинизмом”»18. Постепенно питомник превращался в одно из орудий коммунистической пропаганды. Последним же выстрелом этого орудия должны были стать сенсационные опыты по гибридизации человека.

Агитационная шумиха к середине 1930 года набирала невиданные обороты. Она создавала ощущение, что в питомнике готовится событие планетарного масштаба.

«Сейчас обезьяньим вопросом, — утверждала “Советская Абхазия”, — интересуются ученые всего мира. Во многих крупнейших мировых лабораториях разрабатываются и уточняются путем опытов как теория происхождения человека и обезьян от общего предка, так и использование обезьян для экспериментальной медицины»19.

В эти же дни в обезьянник приехала съемочная группа кинофабрики ВУФКУ для работы над фильмом «Обезьяны и человек». Это было прямое задание партии. Будущая картина должна была стать киноиллюстрацией к труду Фридриха Энгельса «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека». Главными актерами будущей картины, конечно же, стали шимпанзе. Они должны были наглядно продемонстрировать свои ограниченные трудовые и интеллектуальные возможности и в то же время, согласно давнишнему предположению основоположника марксизма, сделать шаг на пути к разумному мышлению.

«Одним из моментов фильма явится показ знаменитой теории Энгельса, который говорил, что с того момента как обезьяна начинает использовать и делать орудия, она уже перестает быть обезьяной и приобретает способности человека»20, — заявляли создатели фильма абхазскому журналисту.

Но обилие туристов и всевозможная шумиха вокруг обезьянника раздражали целеустремленного профессора Иванова. Он был шокирован армией глазеющих соотечественников, пытавшихся увидеть своих предков.

Илья Иванович выразил недовольство создавшимся положением главе обезьянника: «…основное зло питомника — это превращение его в зоологический сад благодаря невероятно большому туризму, допускаемому администрацией питомника, угнетенное, нервное состояние обезьян и невозможность производить над ними научные эксперименты»21. 

5

«Дарвинизм, базирующийся на данных генетики, дает наиболее приемлемое объяснение процесса органической эволюции»22, — утверждал советский ученый Местергази, один из членов президиума Общества биологов-марксистов. Именно на таких людей и опирался Отто Юльевич Шмидт — математик, полярник и организатор советской науки. 1930 год — год переломный. Обостряется классовая борьба, идет суровая борьба с богом и нужны все новые и новые доказательства, которые помогут окончательно его развенчать.