Конакри располагался на острове и был соединен с материком широкой восьмикилометровой дамбой. По улицам городка сновали пуссы – небольшие двухколесные экипажи, в которые впрягались гвинейцы. У Конакри всегда был праздничный вид. Разноцветные домики с верандами наводили на мысль о вечном карнавале, изо дня в день лениво тормошащим жизнь тропиков. Таким карнавалом был африканский рынок – небольшой, но шумный четырехугольник с пальмами по краям и крытой ротондой в центре. Однажды в этот безмятежный мирок занесло русского эмигранта месье Ткачева. Он покинул Россию 6 лет назад, спасаясь от ужасов гражданской войны. После многих передряг эмигрант оказался в Конакри в должности корреспондента «Русского времени» – газеты, выходившей в Париже. Работа Ткачева была не слишком хлопотная. Какие уж новости в такой глуши, как Гвинея? Вот репортер и стал захаживать в местный ресторанчик и налегать на аперитив. Здесь собиралась мало-мальски интересная публика. Она-то и посоветовала журналисту обратить внимание на базар, где всегда есть какие-то новости.
Однажды в поисках сюжета Ткачев забрел туда и к своему изумлению узнал, что помимо него в этом тропическом захолустье живет его земляк с сыном. Корреспондент отмечал: «Узнав, что я русский, все наперебой сообщали мне:
– Знаете, вы найдете здесь вашего соотечественника!
– Кто такой?
– Профессор, ученый, уже 8 месяцев работает в Ботаническом саду, производит какие-то опыты над обезьянами. Живет совершенно изолированно…»28
Не мешкая ни минуты, Ткачев берет пуссу и отправляется в загородный парк Jardin d’Espais. В указанном месте он обнаруживает двухэтажный дом. На веранде маячит фигура типичного русского профессора времен старого режима: седая борода, очки, длинные волосы, прекрасный французский. Хлебосольный хозяин рад родной речи и показывает гостю комнату, больше напоминающую зоологический музей. Здесь скелеты, черепа, заспиртованные гады и лабораторный инструмент. Манеры вызывают у корреспондента минутную ностальгию. А в том, как хозяин отдает распоряжения бою, чувствуется генетическое барство. Слуга приносит на веранду кофе, а вслед за ним появляется худой и бледный отпрыск профессора. Профессор представляет его небрежно, а гость подозревает, что молодой человек уже «захвачен малярией». В саду Ткачев отмечает клетки. В них на цепи сидят три крупных и отнюдь не миролюбивых шимпанзе.
«Я предполагаю произвести скрещивание обезьяны с человеком», – сообщает профессор посетителю. Гость несколько ошарашен такой идеей, но заинтригованный возникшей паузой, вслух строит свои предположения: «И что же, это “скрещивание” вы думаете проделать… естественным или искусственным способом? Найдете ли вы охотников или охотниц среди белых или принуждены будете обратиться к черным?»
Этот вопрос застает профессора врасплох. Он не готов его обсуждать, тем более что Ткачев наступил ему на больную мозоль. Чтобы как-то разрядить ситуацию, Иванов неопределенно разводит руками и предлагает небольшую экскурсию в питомник. Корреспондент, словно в тумане, двигается между клетками с шимпанзе и отмечает странную особенность: сын ученого остается на веранде. «Ты ли?» – проносится ошеломляющая мысль в голове гостя. Она настолько его поражает, что Ткачев заносит ее в статью.
Корреспондент «Русского времени» не подозревал, что образ таинственного профессора по милости губернатора мсье Пуаре, поселившегося в загородном парке Jardin d’Espais, мучил воображение всей белой публики, обитавшей в Конакри. В мире, где событиями являются лишь смена сухого и влажного сезонов, да прибытие рейсовых пароходов, любой мало-мальски интересный человек на виду.
И когда в тот же вечер в упомянутое выше кафе, где собирались сливки общества, вошел торжествующий Ткачев, посетители замерли, предвкушая лихую историю. И чутье их не подвело. Вот как корреспондент описывал свой вечерний триумф:
«Миссия профессора очень важная, да! Так как десятилетний опыт советизации России не дает положительных результатов, то большевики решили создать новую “советскую расу”. Вы спрашиваете, какую?
Все застыли в ожидании.
– Новую расу, способную воспринять и твердо усвоить коммунистические идеи. Полулюдей, полуобезьян»29.
Впечатляющая история Ткачева шокировала присутствующих. Конечно, многие из них читали в газетах туманные сообщения о предполагавшихся экспериментах доктора Воронова в парижской Лаборатории экспериментальной физиологии College de France. Но это казалось областью фантастики, а тут, прямо под боком, в местном парке, под покровительством колониальной администрации советский профессор уже творит свое чудо. Еще один успех советской науки? Еще один триумф материалистического мировоззрения? Но уже одно только подозрение Ткачева о действительной миссии сына ученого в таинственных опытах вызвало сострадание к нему.
«– Бедный юноша, – все-таки говорит один француз, – теперь понятно, почему сын профессора такой бледный и грустный.
– Не беспокойтесь, – говорю ему, – к профессору скоро приедет еще один родственник, здоровый и крепкий.