Красный гаолян

С той стороны, куда метнулся Дэчжи, раздался взрыв двух японских гранат. От взрывной волны стебли гаоляна затрепетали, щёки отца онемели, и под звук падающих на землю останков раздался жалобный вой раненых собак. Окружавшие отца и мать псы испугались взрыва и отбежали на десяток шагов. Мать воспользовалась случаем, вытащила гранату и метнула в стаю. Увидев, что по небу в их сторону летит та самая странная чёрная штуковина, собаки вразнобой залаяли и в панике бросились врассыпную. Однако граната не взорвалась. Мать забыла её взвести. Не убежал только Красный, улучив момент, когда отец отвернулся посмотреть на мать, он взмыл вверх. В полёте тело его расправилось, описав красивую дугу на фоне серебристо-серого неба и явив всё величие собачьего вожака. Отец инстинктивно отпрянул, когти чиркнули по его лицу, и первая попытка Красного не увенчалась успехом, однако он сорвал со щеки кусок кожи размером с отцовский рот, и из раны потекла липкая кровь. Красный снова бросился на отца, но тот выставил вперёд винтовку. Лапы пса упёрлись в ствол, но он попытался просунуть голову под штыком и вонзить зубы в грудь отцу. Отец увидел островок белоснежной шерсти на животе Красного и с размаху ткнул туда штыком, но тут вдруг мать неожиданно подалась вперёд, и отец упал навзничь. Красный не преминул этим воспользоваться — он прицелился и укусил отца в пах. Мать размахнулась и ударила прикладом по твёрдой собачьей голове. Красный отбежал на несколько шагов, а потом ринулся было в атаку, но, когда его тело зависло в трёх чи над землёй, повалился головой вперёд одновременно с выстрелом. Пуля выбила ему один глаз. Отец и мать увидели дедушку. Левой рукой он опирался на обуглившуюся чёрную палку, а правой держал японскую винтовку, из дула которой поднималась струйка серого дыма. Он стоял твёрдо, но согнулся, и волосы его совсем поседели.

Дедушка несколько раз выстрели в псов, которые собрались вдалеке, и те, поняв, что дело плохо, бросились наутёк в гаолян, и каждый побежал своей дорогой.

Дедушка, пошатываясь, подошёл, ткнул палкой Красного в голову и выругался:

— Ах ты, предатель!

Сердце Красного ещё не остановилось, лёгкие продолжали дышать, сильные задние ноги дёргались, оставляя борозды на чернозёме, а роскошная красная шерсть полыхала, словно языки пламени.

8

Укус Красного вышел не слишком сильным. Может, всё дело в том, что отец надел две пары лёгких штанов без подкладки, но последствия были серьёзными. Красный пёс прокусил насквозь отцовский «перчик» и кожу мошонки, оттуда вывалилось продолговатое яичко размером с перепелиное и осталось висеть на тонкой белой ниточке. Стоило дедушке дотронуться до него, как ярко-алое яичко провалилось в ширинку.

Дедушка вытащил его и держал в ладони. Казалось, что эта маленькая штучка весит тысячу цзиней, и под её тяжестью дедушка согнулся в три погибели, а ещё она словно бы обжигала дедушкину большую ладонь так, что ладонь дрожала. Мать спросила:

— Дядя, что с вами?

Она увидела, что мускулы на дедушкином лице свело от боли, лицо, бледное после болезни, стало и вовсе землисто-жёлтым, а в глазах светилось разочарование.

— Всё кончено… теперь уже по-настоящему… — дедушка бубнил старческим голосом, который не вязался с его возрастом.

Он вскинул винтовку и громко крикнул:

— Ты меня погубил! Псина!

Он выстрелил несколько раз подряд в Красного, который и так уже едва дышал.

Отец самостоятельно поднялся. Горячая струя крови бежала по внутренней стороне бедра, но он не чувствовал особой боли.

— Пап, мы выиграли!

Мать закричала:

— Дядя, быстрее приложите лекарство к ране Доугуаня!

Отец, глядя на яичко в ладони дедушки, с сомнением спросил:

— Пап, это моё? Моё?

Отец ощутил приступ дурноты, потом в глазах потемнело, и он упал в обморок.

Дедушка отшвырнул деревянную палку, сорвал несколько чистых гаоляновых листьев, завернул в них яичко и передал матери, наказав:

— Краса, береги его! Пойдём к доктору Чжан Синьи.

Он присел, поднял отца на руки, с трудом поднялся и нетвёрдой походкой двинулся в путь. А в низине всё ещё поскуливали раненные осколками гранат собаки.

Господину Чжан Синьи было под шестьдесят, он расчёсывал волосы на прямой пробор, чего почти не делали деревенские, и носил длинный тёмно-синий халат. Лицо доктора было зеленовато-бледным, а сам он был такой худой, что казалось, ветром сдует.

Дедушка притащил отца, устав настолько, что весь сгорбился, а его лицо приобрело землистый оттенок.

— Командир Юй? Вы очень изменились! — сказал господин Чжан.

— Доктор, какую цену назовёте, столько я вам и заплачу!

Отца уложили на дощатую кровать. Господин Чжан уточнил:

— Это ваш сын?

Дедушка кивнул.

— Тот, что убил японского генерала на мосту через реку Мошуйхэ?

— Мой единственный сын!

— Сделаю всё, что в моих силах!

Господин Чжан достал из аптечки пинцет, ножницы, бутылку гаолянового вина и пузырёк с меркурохромом,[90] потом наклонился и начал осматривать рану на лице отца.