Расстояние до машины составляло чуть больше метра: старушка пролетела весь этот участок и ударилась головой о дверь автомобиля, оставив небольшую вмятину. Удар был громким и болезненным, вслед за ним, женщина взялась руками за голову и начала плакать от боли. Через слёзы и собственные стоны, она смогла услышать хорошо знакомый для неё звук. Подняв глаза, она увидела своего мучителя, что приволок её сюда. Мокрой от крови и слюны рукой, он передёрнул затвор автомата и направил его прямо на пожилую женщину. Теперь в его глазах была видна настоящая бездна ненависти.
— Где он?! — крикнул Вольфганг. Направляя своё оружие прямо в лицо старой женщины.
— К-кто?! — Старушка была в панике, она продолжала плакать, держась за свой ушибленный затылок. Она осознавала, что, возможно, её убьют. Она прекрасно понимала, что больше никогда в своей жизни не сможет видеть своих любимых, и эта мысль сильно притупляла разум.
— Здесь был наш человек! он зашёл в дом и исчез! Где он?! — Вольф продолжал свой допрос, повышая голос.
— Я не знаю! не знаю! Отпустите, пожалуйста! я не знаю! — Старушка перестала смотреть в глаза своего похитителя и, не переставая плакать, уткнулась лицом в землю, молясь, чтобы всё закончилось.
Каждое новое слово, каждый вздох и всхлип выводил Вольфганга из себя. Он целиком и полностью трясся от ярости. Он находился на границе между поступками, которые разделяют последние отголоски трезвого разума и слепой злобы. Юноша выстрелил.
Три выстрела из автомата заглушили своим шумом старческое нытьё. Старушка затихла.
Ни одна пуля не задела её, они прошли рядом с ней, перед самой макушкой и сбоку. Женщина была осыпана грязью, что поднялась от стрельбы в землю. Сарафан, что она носила, теперь был покрыт осевшей пылью, что испачкала некогда красивое платье. Страх поглотил её, и она замерла, её сознание окончательно перестало что-либо понимать. Ей повезло сойти с ума и, наконец-то, сбежать от всего этого ужаса.
— Пожалуйста, прекратите! Отпустите её, она ничего не сделала, — раздался грубый голос человека, выходящего из ближайшей хижины. К солдатам вышел молодой человек, который был одет в грязную рубаху. Его глаза излучали страх, он также был встревожен поступками солдат. Подняв руки перед собой и показывая, что он безоружен, ему пришла мысль начать сокращать дистанцию до вооруженных людей, надеясь забрать женщину домой. Его грязные и покрытые мозолями руки беспорядочно тряслись. Эти монотонные движения слегка гипнотизировали и привлекали много внимания.
— Стоять! — предупредил его Вольфганг.
Солдат осознавал, что чем больше здесь будет людей, тем быстрее будет утерян контроль над ситуацией. Теперь приходилось следить не только за старушкой, но и за мужчиной.
— Пожалуйста, отпустите её! Я не знаю, что у вас случилось, но давайте мирно во всём разберёмся! — Второй деревенский житель проигнорировал приказ юноши с автоматом и продолжал медленными шагами сокращать дистанцию.
— Тебе сказали «стоять»! — прозвучал очередной крик, это был Годрик. Он тоже начал осознавать, что ситуация выходит из-под контроля. Вслед за своими словами, он поднял своё ружьё и направил его на надвигающегося мужчину.
Этих действий хватило, чтобы вышедший наружу человек остановился. Он хоть и прекратил попытки подойти ближе, но всё ещё продолжал умоляюще смотреть на агрессивно настроенных солдат. Теперь двое деревенских были напротив дул огнестрельных ружей: женщина и мужчина. Вольфганг не хотел сдаваться и решил продолжить свой допрос.
— Где. Мой. Друг! — громко повторил он, полностью лишив интонацию вопросительного звучания.
— Я не знаю кто это, если он потерялся, то я готов помочь искать. — Голос жителя Фюссена дрожал, он почти начал плакать, осознавая своё плачевное положение и собственную беспомощность. Пытаясь выйти на компромисс и стать героем, он только рыл себе могилу. — Давайте пройдём внутрь, успокоимся, обдумаем…
— Ложь! Вы все пытаетесь нас убить! Почему, когда мы второй раз к вам приходим кто-то исчезает?! — перебил его Годрик.
После этих слов мужчина затих, он не знал, что сказать. Вольфгангу не понравилось то, что Годрик так же нервничал, как и сами деревенские, каждую следующую минуту он мог совершить роковую ошибку. Однако продолжительное молчание нового допрашиваемого было плохим знаком для всех. Все, как один, посчитали, что он что-то знает. Человек, что пытался договориться с солдатами, продолжал молчать, он панически быстро пытался подобрать в своей голове необходимые слова, которые идеально подойдут для того, чтобы разбавить напряженную обстановку и успокоить возбужденных людей. Для него их диалог представлял из себя опасное скалолазание, где каждый камень, за который можно зацепиться, мог обвалиться и отправить спортсмена в смертельный полёт.