Красный гроб, или Уроки красноречия в русской провинции

И в тот же день Дулова пошла с ним в загс. Скатертью дорога.

10.

Многое связывало Углева с Кузьмой Ивановичем, многое осталось за плечами за эти тридцать лет работы, но ни о чем не хотелось сейчас говорить с ним. И затянувшееся молчание, к счастью, нарушил выскочивший из парной старший Калиткин с розовыми пятнами по всему телу:

– Где телефон? Мы этому суке покажем!.. Ну, где тут, у кого?!

Вбежал Игорь.

– Что, Петр Васильевич?!

– Х… в пальто! Этот ваш кавказец… говно, покупать нас вздумал! Зови своих!..

– Да погодите…

– Он первым начал! Федьку по репе!.. Зови! Или я ментов сейчас!..

Из открывшейся двери почти вывалился, держась за живот, младший

Калиткин, с разбитой губы текла кровь. За ним предстал во весь рост узкоплечий, желтый, как осенний лист, Чалоев. В руке он зажал сверкающую металлическую ручку, вроде подковы. Видимо, оторвал от стены, она служила для удобства залезания на полок.

– Оскорблять никому себя не позволю! – проскрежетал он.

– А зачем, падла, дерешься?! Сейчас мы тебя упакуем!.. – И прокурор заорал на Игоря: – Я сказал, зови охрану или давай сотик, я ему, сука, сам устрою экскурсию по Сиречи!

Напуганный Игорь моргал, как ребенок.

– Петр Васильевич… Михаил Михайлович… давайте успокоимся. А где Толя?

Мыча непонятные ругательства, кавказец кивнул за дверь.

– Этот его ударил, – сказал он наконец, сверкнув парой золотых зубов и показывая ногой на сидящего на полу младшего Калиткина.

Южанин выглядел цивильнее всех, потому что был в плавках, а прочие, суетясь и одергивая друг друга, поматывали смешно гениталиями. Углев в который раз пожалел, что пришел сюда. Сам он, кстати, плавок здесь не снимал.

Видя, как перепуган Игорь Ченцов, Валентин Петрович предложил:

– Во-первых, вытащите Анатолия… опасно оставлять в жарком месте…

– Он в джакузи, – поморщился прокурор. И схватил Игоря за ухо: -

Есть у тебя телефон или что?!

Валентин Петрович поднял руку – и странно, все замолчали, глядя на нее. Привыкли к тому, что неожиданно может появиться какое-нибудь оружие? Или все же уважают учителя?

– Скажите, – все так же тихо продолжал Углев, – что случилось? Чем вас обидел гость? Может быть, сказал что-то такое, что вы неверно поняли? Например, у болгар, когда говорят “да”, наоборот мотают головой, как если бы хотели сказать “нет”. – Валентин Петрович намеренно говорил как можно более спокойней и пространней.

Прокурор, яростно запахиваясь в халат, зло прохрипел:

– Ну уж нет! Он внаглую надумал нас покупать. Мне говорит: сколько ты стоишь, чтобы спокойно спал. Я ему: стою дешево, только семь грамм свинца… если прямо в сердце… а вот золотом – у тебя и у твоих сородичей столько говна не наберется.

– А он говорит “наберется”, – проскулил с пола Федя Калиткин.

– Он мне показал член, я ударил, – буркнул Чалоев, швыряя в угол железку. – Но стукнул я кулаком. Это я уже потом, когда они вдвоем на меня. Нечестно.

– А вы там, на Кавказе, когда толпой на одного и ножом режете, честно?! – завизжал Федя, вскакивая и пытаясь схватить за горло

Чалоева. Тот поддел милиционера коленом, и милиционер, скуля, снова сполз на пол.

– Перестаньте! – попросил Углев. – Не надо друг друга оскорблять, – и угрюмо посмотрел южанину в узкие мазутные глаза. – Почему вы так?

Зачем покупать людей? Работайте, живите. Неужто вам кто мешает?

– А не мешают? – процедил южанин. – Вы пробовали хоть раз открыть дело? У вас в России… – и, поймав злобный взгляд Петра, поправился:

– у нас в России шесть инстанций, и все с протянутой рукой. Лучше я заплачу одному, но много, да? Но меньше нервов потрачу, да?

– А лучше уматывай отсюда, – прохрипел милиционер, отползая в сторону и поднимаясь с колен. – Мы тебе жить не дадим, падла.

Тот ухмыльнулся.

– Это я тебе не дам, – сказал он. – Мамой клянусь, ты больше даже девушкам не будешь показывать свой член…

– Угроза действием, – хладнокровно констатировал прокурор. Он сел к столу и налил себе воды. – Давай-давай. А я прямо сейчас запишу.

– Ты сам умный, а брат у тебя дурак, – хладнокровно отвечал южанин.

– Не надо начинать войну, я тут не один.

Из парной вышел наконец Толик, он был совершенно спокоен, словно спал и проснулся.

– Всё фильтруем базар? – и обращаясь к Игорю: – Не мшись, все будет тихо. Миша, перестань. Ты в гостях, разве в гостях так ведут себя?

Южанин махнул волосатой рукой и стал одеваться. Толик улыбнулся прокурору.

– Юмору не понимаешь? Зачем ему тебя покупать? Он работает в моей системе… ну, обобрали его раза два менты, пожарные, СЭС… так всех обирают. Он с отчаяния ляпнул.

Южанин покачал головой.

– Не защищай меня. Я не один.

В его голосе слышалась явная угроза. И Углев неожиданно мягким голосом обратился к нему:

– Но жить так разве можно? Все время на ножах? На раскаленных углях?

У вас есть жена? Вы ее любите?

– Да они к ним как к рабыням относятся, – не удержался прокурор.

– Неправда, – сказал Углев. – Я не знаю, какой вы, Миша, национальности… но, так или иначе, вам близок Восток… Саят Нова, великий поэт, писал, а кстати, он писал на армянском, грузинском и азербайджанском:

Лицо твое, сказал бы перс, второе солнце и луна.