— Идеи не валятся с неба, — холодно заметила Ярмила.
— Эврика! — воскликнул вдруг Гашек после непродолжительной паузы и поднял с пола собачонку. — Они валяются у наших ног! Вот кто будет нас кормить!
— Шутник! Недаром тебя дразнят «Гашек-шашек»!
— Я никогда еще не был таким серьезным, как сейчас. Ты знаешь, что это за собака? Это — рука провидения, перст божий, указующий нам новый путь… Я не променяю эту собачку на черного пуделя Мефистофеля.
— Нам не хватает только нечистой силы, — печально улыбнулась Ярмила.
— Хорошо. Я скажу яснее. Мы будем торговать собаками.
Ярмила не нашла в себе силы ни возразить, ни улыбнуться.
— Конечно, можно было бы открыть конный завод или ферму йоркширских свиней. Это доходные предприятия, но для них требуются большие деньги и время. Лучше начать с собаководства и собакоторговли. Надо только поставить это дело на солидную кинологическую основу.
— На какую основу?
— На кинологическую. Кинология — наука о собаках. У обоих нас есть торговое образование, будет и кинологическое. Мы уже сейчас легко отличаем собак от кошек, коз, свиней и других животных. Мы создадим первую в истории человечества торговую фирму по продаже собак и назовем ее Кинологическим институтом. Ты, Ярма, возглавишь эту фирму.
Ярмила расхохоталась.
— Я говорю это всерьез. Мне нельзя возглавлять фирму. Я могу еще устроиться куда-нибудь, а для тебя это отличное занятие. Дело будем вести вместе. Нам понадобится помощник — опытный кинолог, собаковод и собаковед в одном лице.
— Мои родители не вынесут этой затеи… — слабо сопротивлялась Ярмила.
— Они будут гордиться тобой, когда ты по-настоящему покажешь свои предпринимательские способности. Соглашайся!
— От всего этого у меня голова идет кругом, — призналась Ярмила. — Если у нас нет иного выхода, придется торговать собаками.
— Отлично! — воскликнул Гашек. — Ты даже не представляешь себе, как много ты сделаешь для чешской литературы. Помнишь стихи Карела Гавличека-Боровского?
И Гашек с чувством прочел:
— Я не совсем понимаю тебя.
— Пока будет процветать наш Кинологический институт, мне, чешскому писателю, не будут угрожать ни голод, ни петля.
— Я боялась, что ты предпочтешь кинологию литературе, — призналась Ярмила, вставая с кресла. — А теперь давай поужинаем.
— Не забудь и о собаке.
— Ты собираешься ее оставить?
— Да. Я ни за что не расстанусь с этой собачкой. Она будет нашим живым талисманом. Назовем ее Фуксом.
Ярмила поморщилась:
— Если бы это чудовище было хотя бы рыжим, как лиса, тогда такое имя ей подошло бы…
— Согласен. Назовем его Кинологией или, по-чешски, Псовьедой.
Собачья кличка развеселила Ярмилу.
Остаток дня супруги Гашеки обсуждали первые шаги на новом поприще.
Утром Гашек написал заявление в Смиховское окружное гейтманство, прося выдать его жене торговый патент на учреждение комиссионной торговли собаками и позволение открыть на Кламовке для этой цели торговое предприятие под названием «Кинологический институт». Получив патент, супруги Гашеки открыли в Праге первое в истории мировой торговли предприятие-комбинат, сочетающее в себе питомник, комиссию, ломбард, магазин и институт.
Писатель продумал все до мельчайших деталей. Вместо вывески «Псарня» он ввел название «Кинологический питомник», вместо вывески «Торговля собаками» — «Кинологический институт» с подробным объяснением для невежд: «Разведение, купля, продажа и обмен собак на кинологической основе», а сверх того придумал «Кинологический ломбард» — помещение, в котором пражане смогут оставить на хранение своих собак, «Воспитательное заведение для собак» и прочее.
Гашек объявил конкурс на замещение вакансии кинолога.
В течение нескольких дней супругов Гашеков осаждали соискатели. Гашеки ве предполагали, что в Праге живет уйма людей, которые случайно стали учителями, артистами, счетоводами, юристами, полицейскими, уголовниками, филологами, священниками, повивальными бабками и, по-видимому, всю жизнь ждали объявления Гашека, чтобы получить работу по своей любимой специальности. Писатель оказался в положении героя арабской сказки, который выпустил джиннов из бутылки и не мог загнать их обратно. Неизвестно, как вывернулся бы Гашек из сложного положения, если бы не получил одно оригинальное письмецо, восхитившее его своей исключительной деловитостью. Вот оно:
«Милостивый государь! Когда я должен приступить к исполнению своих обязанностей? С совершенным почтением. Ладислав Чижек».
У Гашека словно камень свалился с плеч. Он написал ответ этому Чижеку и предложил ему явиться на Кламовку как можно быстрее.