Красный кардинал

— Дело не в этом, — покачал головой Павел. — Мы знаем, что к нам вернулось то же тело. Но какой в нем теперь разум?

— Уж всяко получше некоторых будет…

— О чем я и говорю — ты ведешь себя как ребенок! А должен смотреть в глаза фактам. Она пропадала неизвестно где — это первое! — Павел начал показательно загибать пальцы. — Даже того, что она нам рассказала, достаточно, чтобы ее опасаться, — это второе! Она не отрицает, что давно, еще двенадцать лет назад, могла с нами связаться, но предпочла не делать этого, — это третье. У нее какие-то нереальные связи, которые позволили вот так вторгнуться в твою жизнь, — это четвертое. Какой напрашивается вывод?

Ян понятия не имел, какой вывод тут может напрашиваться и почему об этом нужно объявлять таким таинственным тоном. Ему отчаянно хотелось спустить брата с лестницы, но это вряд ли доказало бы, что он взрослый человек, способный на здравые решения.

— Какой же?

— Уж не связано ли все это со шпионажем? — многозначительно произнес Павел.

— Пашка, ты в своем уме?

— Я-то как раз в своем! И я вижу, как могли развиваться события! Александру поймали, обработали, настроили против своей семьи — и против всей своей страны! А потом решили использовать.

— Паш, ты помолчать не хочешь? Ну так, для разнообразия. Однако Павел распалялся все больше.

— Нет уж! Я неделями молчал, надеясь, что ты сам заподозришь неладное! Но ты, похоже, на это неспособен. Ее не было четырнадцать лет! А вернулась она здоровой, хорошо обученной, да еще и с полицейским значком!

— Австралии. Ты боишься, что Австралия хочет захватить Россию или что?

— Австралия, может, использована для отвода глаз! Мы с тобой оба помним, куда она уезжала! Вот только сведений о том, где она была и что делала, просто нет. Я пытался их найти все эти недели — и по нулям! Есть только обрывочные данные на имя Сандры Моррис, и то немного. Но про Александру Эйлер — ничего!

— Это как раз совпадает с ее историей.

— Потому она и придумала историю, с которой совпадает все!

— Послушай меня. Я точно знаю, что Александра сказала правду. Ее действительно похитили — и сделали это далеко не американские власти. А ты ведешь себя, как свинья, нападая на сестру, которую не смог защитить!

Он догадывался, почему Павел ведет себя именно так. Каждый по-своему справляется с чувством вины, и некоторые делают это глупо. Павел ведь был старшим в их семье — и он в свое время тоже принял участие в давлении на Александру, потому что он всегда и во всем поддерживал папашу. Если он признает, что она не соврала, ему придется принять, что из-за него ее много лет пытали, ее жизнь сломалась — и прежней уже не будет никогда, что она потеряла лучшие годы из-за их с отцом упрямства!

А такое признание — слишком большая ответственность. Поэтому ему проще верить, что он ни в чем не виноват, что настоящая Александра погибла. Существо, которое явилось занять ее место, нужно не поддерживать, а остановить. Вот тогда он, Павел, не будет предателем, он будет героем!

Ян не собирался давать такую поблажку его совести, и Павел это понял. На несколько долгих, бесконечных секунд на кухне повисла пауза, бетонной плитой придавившая их обоих. Но потом Павел продемонстрировал, что он и правда хороший адвокат: он сменил тактику:

— Хорошо, даже если она сказала правду, она все равно может быть очень опасна! — Да ну?

— У тебя с ней самая крепкая связь, ты — ее близнец, именно ты должен убедить ее пройти лечение, а не таскать с собой на места преступления, где человеку с ее диагнозом совсем не место!

— Каким еще диагнозом? — опешил Ян.

— Я не знаю, каким, я не доктор! Но какой-то диагноз у нее точно есть, не может не быть после таких событий. Она рассказывала тебе, что именно с ней было? Что с ней делали? Что делала она?

— Ты и правда хочешь во всех подробностях услышать, как нашу сестру пытали и насиловали? — холодно осведомился Ян.

— Да нет же! Не перевирай мои слова! Мне жалко Сашу, правда, и я хочу ей помочь… Но не подыгрывать! Если она намерена вернуться в эту семью, она должна быть честной до конца. Пусть расскажет, причиняла ли она кому-нибудь вред, были ли у нее нервные срывы, с кем она жила все эти годы — пусть все расскажет! Иначе я не позволю ей подходить к нашим детям, к моему сыну и к детям Нины!

— Александра, насколько мне известно, и не рвется к вашим детям. Я, к слову, тоже никогда не рвался. Они милые, спору нет, но на расстоянии они еще милее.

— Но ведь дело не только в детях, — не унимался Павел. — Я волнуюсь за тебя! Когда речь заходит о Саше, ты уязвим. Вы всегда копировали настроение друг друга. Теперь ты можешь перенять ее безумие, лечить придется вас обоих!

— Вон пошел.

— Спроси у нее, где она была! Не четырнадцать лет — двенадцать! Допустим, два года она была в плену и не могла связаться с нами. Но потом — могла, да только не хотела! Узнай, почему она не хотела, черт побери!