Красный кардинал

— Пашка, у меня был охренительно тяжелый день. Я застрял в расследовании, где на кону жизнь маленькой девочки, а у меня нет ни одной толковой версии, которая помогла бы ее спасти. А тут еще и мой брат ведет себя как полный дегенерат. Уж прости, но я не настроен на дипломатию. Либо ты уходишь сам, либо я тебя вышвыриваю.

— Я уйду! Уйду, но это еще не конец! Я добьюсь того, что ты протрезвеешь и правильно посмотришь на вещи. Не веришь мне — поговори с Ниной.

— Спасибо, мне пока хватает общения с другой сестрой.

Павел все-таки ушел, а Яну отчаянно захотелось проветрить квартиру. На душе было гадко. Нет, он не поверил ни единому слову старшего брата. Ему просто было обидно за Александру. Они ведь все ей должны, все! За то, что позволили отцу распоряжаться ее жизнью, что упустили ее побег, что не нашли ее, не спасли, не вернули… А вместо того, чтобы просить прощения за это, Павел напялил нимб и пытается убедить всех в своей правоте.

Он даже не представляет, как сильно заблуждается. Ян точно знал это не как близнец. Александра уже рассказала ему достаточно о месяцах, проведенных в плену, чтобы он ни в чем не сомневался. Он понимал, почему ей понадобилось двенадцать лет, чтобы прийти в себя.

Он вернулся на кухню, сел за стол и опустил голову на руки, упираясь локтями в столешницу. Свет он включать не стал, и в квартире становилось все темнее — осенний день угасал. Когда в коридоре щелкнул замок, на небе загорелись первые ранние звезды.

— Ян? — растерянно позвала Александра.

— Я здесь, — отозвался он, не шевелясь.

— Хм… Я надеюсь, ты торчишь тут в темноте не потому, что прибил братца из-за его занудства, а теперь не знаешь, как быть с телом? Потому что тогда у нас проблема — даже Гайя столько не сожрет!

— Да не бил я его… Хотя следовало бы!

Александра умела мгновенно улавливать его настроение. Она так и не зажгла свет, прошла на кухню в темноте, а сразу за ней слышались на удивление легкие и тихие шаги пса. Она остановилась, прильнула к его спине и положила голову ему на плечо — совсем как в детстве, когда утешала его после очередного наказания отца. Сыновей Михаил Эйлер наказывал куда строже, чем дочерей… в детстве. Когда они выросли, все стало наоборот.

Гайя тоже приблизился и положил массивную голову ему на колени. Ян наконец выпрямился, чтобы рассеянно погладить пса.

— Он ведь наговорил гадостей про меня и тебя, не так ли? — спокойно спросила Александра.

— Преимущественно про тебя. Я просто дурак, а ты — психопатка и садистка.

— Ну, я ожидала чего-то подобного, когда Пашка при моем появлении чуть не осенил себя крестным знаменем. Все было предсказуемо, но понимаю, почему ты так расстроен.

— Я не расстроен. Мне тошно.

— То есть, ужина не будет?

— Саша, я серьезно. Он считает тебя опасной.

В своих мыслях он обычно называл ее Александрой, лишь изредка, в таких ситуациях, как сейчас, звал Сашей. Но для близнецов это всегда имело совсем иное значение, нежели «Саша», произнесенное Павлом или Ниной.

Александра тяжело вздохнула, отстранилась, но не ушла. Она села за стол напротив него и взяла обеими руками его руку. В темноте ее глаза казались черными из-за расширившихся зрачков на фоне серебристой радужки.

— Младший братик… но ведь в чем-то он прав! Я опасна.

— Не называй меня так, — усмехнулся Ян. — Я младше тебя на полторы минуты… или сколько там? Ну а то, что ты опасна… Что это должно означать?

Не отводя взгляд, она пояснила:

— Я убивала людей. И я причиняла людям боль.

— Я знаю. Я тоже. Ну и что?

— То, что ты делал это по долгу службы, а я тогда не была полицейской.

— Но ты должна была выжить. Разве это худшее оправдание, чем служба? Ты говорила, что убивала. Думаю, расскажешь еще. Я все это осознаю. Но я, в отличие от Павла, понимаю, что это не делает тебя опасной для нас — все то, что ты вынуждена была сделать.

На сей раз она не спешила с ответом. Гайя, почувствовав, что оба они успокоились, свернулся на полу. Но уходить из кухни он не стал, словно оберегая их от мрачных мыслей и неудачных решений.

— Хочешь узнать, когда я впервые причинила вред человеку? — тихо спросила Александра. — Настоящий вред, а не те синяки, что я поставила похищавшим меня мудакам!

— Да, — уверенно ответил Ян. Он уже сейчас знал, что его отношение к сестре не изменится. Но ему нужно было знать больше, чтобы понять.

— Это был не похититель… Это была другая пленница. Рабыня, танцовщица — нас там можно было называть как угодно. Я не убила ее, но покалечила так сильно, что похитители сочли нецелесообразным ее лечить. Ее отдали на нижние этажи, причислили к девушкам, которых продавали садистам. Такие клиенты не сдерживались — они платили за право калечить и убивать. Долго она не прожила.

Александра замерла, всматриваясь в его лицо, ожидая реакции — осуждения, страха, отвращения. Но он был все так же спокоен. Ян давно уже понял: слыша ее рассказы, ему нужно представлять себя на ее месте, прикидывать, что сделал бы он. И если их выбор был одинаковым, Ян не имел права упрекать ее.

— Почему ты это сделала? — только и поинтересовался он.