Заходил психолог, молодой и ни черта не соображающий. За ним — священник, который старался сделать вид, что не осуждает ее и других «падших женщин», но получалось у него плохо. С ней каждый день беседовали врачи — и всегда с одним результатом.
А потом пришел он.
Сначала Александра не узнала его, да и не мудрено, ведь его лицо она видела впервые. Но он сразу же привлек ее внимание, потому что отличался от других людей, приходивших в эту палату.
Они старательно изображали уверенность, а он и не пытался скрыть, что ему не по себе. Он был слишком высоким, слишком мускулистым, слишком смуглым под белыми больничными лампами… Каким-то не таким. Неправильным.
Его нельзя было назвать красивым. Возможно, природа задумывала иначе: еще можно было угадать, что раньше высокие скулы, аристократично крупный нос и четкая, волевая линия подбородка наверняка привлекали дамское внимание, а уж ярко-голубые глаза и вовсе не остались бы незамеченными. Но позже что-то случилось, и кожу мужчины покрыли десятки мелких рваных ран — скорее всего, он оказался близко к месту взрыва и его задело осколками. Зашивали его в полевых условиях, не в цивилизованной больнице, и теперь ему предстояло всю жизнь прожить с десятками шрамов, сетью покрывающих его лицо. Шрамы остались также на лбу и затылке, в волосах они наверняка образовывали крупные проплешины, поэтому он попросту брил голову налысо — и, судя по смуглой обветренной коже, брил уже давно.
Он был солдатом, воином. Он со всеми говорил уверенно и четко, будто приказы отдавал, а не пытался шептать тут, как показательно вежливые женщины-агенты. Похоже, по долгу службы он не обязан был приходить сюда, но предпочел прийти.
В руках он крутил букет полевых цветов — пестрых, скромных и совсем не подходящих его брутальному образу. Отыскав взглядом Александру, он направился к ней.
— Эрик Моррис, — представился он. — Помните меня?
Вот теперь она вспомнила. Этот голос звучал там, в апартаментах Джонни Сарагосы, где она стояла, залитая кровью… Этот голос принадлежал человеку, вынесшему ее из ада.
Она не ответила ему, даже вспомнив. Она и сама не знала, почему.
Он неловко положил цветы на одеяло у ее ног. Тумбочек в палате не было, их унесли, чтобы освободить место под дополнительные кровати.
— Я зашел узнать, как вы. Мне сказали, что вы поправляетесь, но ни с кем не разговариваете. Почему так? Я же не думаю, что эти типы запугали вас] Вы мне показались одной из тех, кого запугать не сумели.