— Некоторые моряки уверяют, что вот так «Летучий Голландец» часто подплывает к наветренному борту проходящих мимо него судов и гонится за ними, словно стремясь взять их на абордаж. Говорят, не один королевский крейсер поднимал всех наверх от сладкого сна, когда наблюдатели замечали ночью двухпалубное судно с открытыми портами и готовыми к бою батареями. Но это не может быть «Голландец»: если это судно вообще крейсер, то в лучшем случае — большой военный шлюп [80]
.— Нет — сказал Уайлдер, — это никак не может быть «Голландец».
— Огней на нем не видно, да и вообще очертания такие расплывчатые, что и не скажешь, взаправдашнее это судно или нет. Опять же «Голландец» всегда появляется с наветра, а это у нас с подветренной стороны.
— Это не «Голландец», — сказал Уайлдер с глубоким вздохом, словно только что очнулся от забытья. — Эй, там, на грот-салинге!
Матрос отозвался с салинга обычным образом, и затем последовал короткий разговор, состоявший преимущественно из выкриков.
— Давно ты видишь это судно?
— Я только что поднялся, сэр. Но матрос, которого я сменил, говорит, что оно там уже больше часа.
— А тот, кого ты сменил, уже спустился? Или это он сидит на подветренной стороне топа?
— Это Боб Брэйс, сэр. Говорит, ему не спится, и он остался со мной на салинге просто за компанию.
— Пошли его вниз. Мне надо с ним поговорить.
Пока страдающий бессонницей матрос спускался вниз, оба офицера молчали, погруженные в размышления.
— Почему ты не в кубрике? — довольно строго спросил Уайлдер матроса.
— Что-то не спится, ваша честь, вот и решил я еще часок посидеть наверху.
— У тебя ведь уже была ночная вахта и будет еще одна. Что ж ты так охотно вышел на третью?
— Сказать правду, сэр, с той минуты, когда мы подняли якорь, одолели меня всякие смутные мысли насчет нашего плавания.
Разговор этот не ускользнул от слуха миссис Уиллис и Джертред. Взволнованные, они невольно подошли поближе.
— Ах, и у вас есть сомнения, сэр! — саркастически воскликнул капитан. — Могу я спросить, что же вы здесь увидели и почему не доверяете своему капитану?
— Спрос не беда, ваша честь, — ответил матрос, сняв шапку и сжимая ее цепкими, как клещи, руками, — да, я полагаю, и ответ тоже. Нынче утром, когда мы погнались за стариком в лодке, я сидел на веслах, у мне не понравилось, как он от нас ускользнул. И еще скажу: в том судне есть что-то такое, что мне очень уж не по сердцу, и должен признаться, ваша честь, сколько бы я ни качался сегодня в койке, настоящего сна не будет.
— Сколько времени прошло с тех пор, как ты обнаружил судно с подветра?
— Нельзя даже сказать, чтобы я обнаружил настоящее судно, сэр. Я что-то разглядел как раз перед тем, как пробило семь склянок: всякому, у кого хорошие глаза, оно и сейчас видно так же — не лучше и не хуже.
— А где находилось это судно, когда ты впервые увидел его?
— На два-три румба ближе к траверзу, чем сейчас, сэр.
— Значит, мы от него уходим! — вскричал Уайлдер с радостью, которую не мог скрыть.
— Никак нет, ваша честь. Вы забываете, сэр, что с начала вечерней вахты мы держим круче к ветру.
— Верно, — ответил молодой командир разочарованным тоном. — Совершенно верно, слишком верно. И оно ничуть не отстало от нас с тех пор, как ты его увидел?
— Нет. Оно очень быстроходное, иначе бы ему не нагнать «Королевскую Каролину»: оно может идти гораздо круче к ветру, а всем ясно, что это главный козырь.
— Иди к себе в кубрик. Утром мы, может быть, разглядим это судно получше.
— И вот что я тебе скажу, сударь мой, — добавил помощник, внимательно слушавший весь этот разговор. — Не развлекай там, в кубрике, народ всякими сказками длиной с якорный канат, а засни, как тебе положено, и не мешай другим людям сделать то же самое…
— Мистер Иринг, — сказал Уайлдер, когда матрос с явной неохотой направился вниз, — надо лечь на другой галс…
— Так точно, сэр, — ответил помощник, заметив, что его начальник запнулся. — К тому же, как вы говорите, никто не может предсказать, ни сколько будет длиться шторм, ни откуда он нагрянет.
— Вот именно! За погоду никак нельзя ручаться. Люди только-только легли. Свистните всех наверх, сэр, пока они еще не уснули, и мы повернем «Каролину» в другую сторону.