Красный космос

– Ну почему, – казалось, гигант усмехнулся. – Они не предусмотрели резервной системы, потому что им в мозг не пришла мысль о том, что некрополе окажется в недостатке. Зато они продумали схему уничтожения Марса.

– Каким образом?! – воскликнул пораженный Полюс Фердинатович, которому и в голову не могло прийти, впрочем, как и остальным членам экипажа, что можно не только на полном серьезе думать об уничтожении планеты, на которой живешь, но и создать действующую систему такого уничтожения.

– Система сверхглубоких шахт, ведущих к заснувшему ядру планеты, в которых расположены аналогичные Уничтожителю излучатели. Плотные пучки некрополя смогут пробудить и дестабилизировать ядро Марса. Конечно, катастрофы, подобной распаду Фаэтона, здесь не получится в силу геологических причин, но верхняя кора планеты будет смята, города, каналы и тоннели уничтожены. Этого вполне достаточно, чтобы агрессору ничего не досталось.

Гигант говорил тихо, почти бесстрастно, но от его слов бывалых космистов продирала почти космическая стужа. Конечно, и на Земле замышлялись жуткие злодеяния, развязывались мировые войны ради наживы и захвата чужих территорий, но даже в подобных преступлениях против человечности безумцы еще не заходили так далеко, чтобы холодно замышлять убийство всей планеты. Здесь коренилось еще одно различие земной и фаэтонской цивилизаций. Первая никогда не тяготела к самоубийству, и если подобное все же случилось, то лишь из-за преступной жажды власти. Вторая рассматривала самоубийство как вполне допустимый вариант, причем не как результат внутренних противоречий, а как последний аргумент в противостоянии с внешним врагом.

– Сколько всего таких колодцев? – вдруг спросил кто-то, и члены экипажа, не узнав голос, стали переглядываться друг с другом, словно молчаливо интересуясь: это ты спросил? Или ты?

– Шесть основных колодцев и несколько вспомогательных, – ответил Первый коммунист. – Я проверил их состояние, они функционируют… нормально. Подобные системы создаются с большим запасом прочности, – в его голосе прозвучали нотки горечи.

– Если это так, у нас появляется шанс запустить систему колонизации Марса, – сказал все тот же голос, и Полюсу Фердинатовичу он показался ужасно знакомым.

Полюс Фердинатович пристально осматривал каждого находящегося в кают-компании, пытаясь отыскать того, кто столь знакомо говорил, слегка растягивая слова, с легким намеком на преодоленные трудности с произношением буквы «р» – результат долгих занятий с логопедом уже в довольно солидном возрасте, вознамерившись сделать свою речь безупречной. Взгляд академика несколько раз скользнул по тому, кто задавал эти и другие вопросы, уточняя ситуацию с системой самоуничтожения планеты, но именно что скользнул, не задерживаясь, ибо невозможно было вообразить, что это говорит он.

Невозможно представить.

Невозможно поверить.

Но Паганель продолжал:

– Мы можем воспользоваться этими колодцами для разогрева ядра Марса до уровня, достаточного, чтобы за счет внутреннего тепла включились основные системы колонизации. Как только они выйдут на нормальный режим, начнут подключаться системы второй и третьей очередей. Я правильно понимаю?

Изменился не только голос, но и само построение фраз, которое больше не напоминало то, как совсем недавно говорил лунный робот. Казалось, кто-то неведомый вдохнул в железное создание человеческую жизнь, которой вдруг стало тесно в сложных, но жестких алгоритмах позитронного мозга, надоело прикидываться стальным болваном, и она сбросила с себя маску притворства.

– Ефрем? – прошептал Полюс Фердинатович, близоруко вглядываясь в Паганеля, будто силясь разглядеть в его стальных сочленениях знакомую фигуру закадычного друга. – Ефрем Иванович?

В это невозможно поверить. Скорее можно вообразить, что Паганель из-за какого-то сбоя в программе вдруг принялся синтезировать особенности речи безвременно почившего ученого, писателя, мыслителя, не понимая, какую душевную травму наносит этим лицедейством тем, кто знал и любил Антипина.

– Да кто вы такой?! – не выдержал и взвился со своего места Гансовский, сжав кулаки и бешено глядя на Паганеля, который, услышав его выкрик, тоже поднялся и сделал шаг к столу, за которым сидел экипаж.

– Успокойся, Полюс, – сказал Паганель. – Извини, что так получилось…

Мартынов, Гор, Биленкин непонимающе смотрели на вскочившего Полюса Фердинатовича, на робота, который внезапно заговорил другим голосом.

– И вы извините меня, товарищи, что столь долго держал вас в неведении, – сказал Паганель остальным. – На это имелись причины. Причины психологического свойства, ибо и мне самому стоило немалых трудов привыкнуть к столь… необычному виду.

Первым пришел в себя Борис Сергеевич:

– Объясните… объясните, пожалуйста…