— Я хотел, чтобы этих полосатых чертей просто выдуло с корабля, — печально признался Лён.
— Вот именно, но не соразмерил силу желания с реальной картиной. Ты сделал это в гневе, под сильным влиянием момента, оттого ветер и перенял твоё яростное настроение. Когда ты призываешь силы, ты должен быть хозяином и не позволять им превосходить себя.
Эти слова напомнили Лёну наставление лесной волшебницы — Фифендры, когда та говорила: никогда не прибегайте к магии во гневе, иначе такого натворите! Перед глазами вдруг явственно нарисовалось видение лесной колдуньи, какой она поначалу представала перед новыми учениками — худая, угловатая фигура, резкий голос, острый взгляд, язвительная речь. Как она учила детей ездить верхом, сама показывая на примере — лохмотья все вразлёт, седые космы вздыблены, когда старуха лихо вскакивала на коня. Она учила ездить их без всяких сёдел, чтобы не привыкали сразу к удобствам и чувствовали лошадь. Неловкие получали подзатыльник, и Лён сам немало чувствовал затылком крепкую сухую руку Фифендры. Он как-то потом спросил Брунгильду, отчего же она не появлялась перед учениками в своём другом виде — валькирией? А потому, ответила колдунья, чтобы не возникало соблазна чувствовать себя героем без всякой на то причины, просто лишь под влиянием чужого великолепия. Надо честно осваивать процесс, а не почивать на лаврах.
— Почему же ты сама не изгнала макак? — спросил он, не сомневаясь в ответе.
— Потому что я не всегда буду с тобой, — ответила принцесса.
— И всё же корабль так разбит, что того и гляди развалится. Случись нам снова попасть в воду, мы станем игрушкой волн, ведь паруса крепить опасно.
— Я могу восстановить всё, как было — мне это просто, к моим услугам огромные энергии, вплетённые в пространство. Но ты всегда останешься лишь мелким иллюзионистом, если не попытаешься в себе открыть канал к силе, к своим способностям. Никто, кроме тебя, не может знать, что тебе возможно. Верь в себя, иначе останешься середнячком.
— Да, я понимаю, это плавание есть испытание, — согласился Лён. — Но, пока я тут осваиваю свои приёмы, страдают люди.
— Увы, это неизбежно, — вздохнула Гранитэль. — Это есть рок любого волшебника. Чтобы научиться пользоваться своей силой, надо действовать, а это всегда означает отдачу. Всё, что ты делаешь, где-то отзывается. Лучше всего тебе это объяснят в Дивояре.
Наступила ночь, какая она была в этих местах: сухая, жаркая. С тёмно-фиолетового неба светило множество звёзд и проплывали зелёные светящиеся облака, от которых на пустыню падал призрачный нефритовый свет, играющий на вершинах песчаных волн. На гребнях барханов зажигались огоньки, они перетекали вместе с массой песка, а тот отсвечивал пурпурно-багряным. Картина завораживала, но никто, кроме Лёна, смотреть в пустыню не хотел — всем осточертела её дикая краса, и все боялись нападения полосатых чешуйчатых макак, похожих на чертей. На небо выкатили сразу три луны, что усугубило ужас моряков, и те лишь обречённо скрылись в кубрике, поскольку на палубе делать было нечего — корабль сам шёл по морю песка. Лишь Лён стоял на носу и смотрел вперёд, словно охранял судно от нападений. Только капитан догадывался, что так оно и было. Несколько раз Саладжи проходил по палубе, осматривая корабль, и всякий раз видел, что пассажир «Фантегэроа» стоит неподвижно на носу, глядя в сияющие пески и что-то иной раз напевая про себя. Капитан вздыхал и удалялся.
«Послушай меня, воздух, послушай брата своего. Приникни к моим просьбам, снизойди до нужд. Спусти с высот прохладу на несчастное, разбитое судно, на истерзанных, измученных людей. Прогони с палубы жестокий зной, пришли спокойные и ровные потоки с высоких сфер, из-за зелёных облаков»
Спящие в кубрике матросы спокойно задышали, ловя иссушенными ноздрями кристальный воздух, проникающий через решётки и разгоняющий по углам горячий спёртый дух. Измученные страхом и лишениями офицеры заснули по своим местам, заснул вахтёрный у бесполезного рулевого колеса, заснул и марсовой на мачте, устав безнадёжно вглядываться вдаль. Один Ксиндара тихо шарил по каюте, отыскивая нечто, что принёс собой из путешествия на остров его товарищ, волшебник Дивояра. Вот он нашёл что-то, недоумённо повертел в руках, подумал немного и засунул в свою сумку, где хранились все его сокровища, какие накопил он с начала своей встречи с Лёном. Потом сел на маленький диванчик, утёр пот с лица, почесал за ухом и прислушался. Где-то тихо звучала песня, странный, причудливый мотив, завораживающий переливами.