Критики Стефан Стефанович Мокульский и Адриан Иванович Пиотровский оценили его амбициозное желание, специально отметив, в чём заключалась важность пьесы «Робеспьер»: «Впервые поставлена проблема советского историко-революционного спектакля. Конкретные задачи, стоящие здесь перед драматургом — отмести ретроспективно-эстетское любование прошлым как таковым, увязать показ этого прошлого с настоящим, нащупать точки их соприкосновения, найти в историческом событии тенденции, помогающие глубже разобраться в нашей сложной действительности и правильно показанным опытом прошлого вооружить зрителя на решение сегодняшних задач».
Критики единодушно восхваляли метод диалектического материализма, которым пользуется Раскольников, чтобы представить Робеспьера не как индивидуума, а как «воплощение мелкой буржуазии, осуждённой на гибель объективным ходом исторического процесса».
Приложенная к спектаклю «Памятка» безоговорочно однозначно объясняла: «Ставя „Робеспьера“, театр пробует найти форму исторического спектакля, который удовлетворил бы требованиям современности. Это значит, что в отличие от старых исторических хроник, которые рассказывали о фактах и ничего не говорили о причинах, их породивших, в „Робеспьере“ театр делает попытку не только отразить один из этапов Великой французской революции и показать судьбу одного из её вождей, но главное, вскрыть социальные противоречия классовых группировок, имевших место во франции в конце XVIII века, когда к власти пришла крупная буржуазия, аннулировавшая завоевания революции. Судьба героев „Робеспьера“ предопределена ходом событий, которые развиваются независимо от них… Вскрывая причины, приведшие французскую революцию к гибели, театр таким образом зовёт к дальнейшей борьбе за социализм, агитирует за сегодняшний день, на историческом примере показывая результаты оппортунизма и примиренчества».
Политический контекст, в котором происходило разведение двух революций, бесспорно, участвовал в написании пьесы: об этом красноречиво свидетельствует финальная сцена. Реплики трёх ремесленников, присутствующих при аресте Робеспьера, звучат как вывод о различии двух революций:
«Первый ремесленник (знаком подзывая к себе остальных): — Это была не наша власть, но мы придём.
Второй ремесленник (уверенно):
— Мы ещё придём.
Третий ремесленник (радостно):
— Мы придём победителями!
Первый ремесленник:
— Помните, что сказал Бабёф? французская революция только предшественница другой, ещё более величественной революции, которая уничтожит богатство и бедность, освободит человечество и установит коммунистическое равенство на земле».
Идеологическая направленность пьесы, — пишет Т. С. Кондратьева, — не мешает Раскольникову выразить устами персонажей некоторые размышления, сомнения и вопросы, свойственные не классу перед Историей, а индивидууму, самому Раскольникову или его современникам. Вот несколько примеров. В первом акте Робеспьер в разговоре с Элеонорой отвечает на её мечту найти отдых в горах Швейцарии: «Не касайся моих больных струн, Элеонора. Куда я уеду? Я никуда не могу уехать. Я здесь прикован, как Прометей к его скале. Знаешь, я ведь тоже мечтал когда-то, до революции. Я вспоминаю мою родину, скромный и тихий Аррас, зеленеющий пышными садами. Я — никому не известный, провинциальный адвокат, я мечтаю, пишу стихи… Но тут грянула Великая революция, как затрепетало от радости моё сердце! И беззаветно я ринулся в битву… О, да, я ни на минуту не раскаиваюсь, что стал борцом за спасение нации. А всё-таки, Элеонора, иногда меня тревожит мысль, а что, если во мне погибает философ и поэт?..»
Эти слова могли соответствовать состоянию самого Раскольникова, который служил революции и в то же время чувствовал себя ограниченным в своих мечтаниях библиографа, писателя, драматурга.
Во втором акте Тальен объясняет Баррасу: «Когда ведут борьбу, нет нужды, чтобы обвинение было правдиво, достаточно, если оно правдоподобно. Мы пустим слух, что он (Робеспьер) стремится к диктатуре». Нельзя не видеть, насколько сказанное Баррасом близко к тому, что происходило в СССР при Сталине.
Вот, что говорит Робеспьер в адрес Колло д’Эрбуа по поводу террора в Лионе: «Я вам говорю, что надо без пощады посылать на гильотину аристократов, заговорщиков, агентов Питта. Но ведь вы забыли закон справедливости — вы принесли в жертву невинных! Вам мало гильотины, вы заменили её картечью».
На что Колло д’Эрбуа отвечает: «Подумаешь, какая важность! Ну, расстреляли двести лишних негодяев! Есть о чём разговаривать. Когда идёт революция, трудно решить, что справедливо и что несправедливо».
Оглядываясь на исторические аналоги в прошлом, Раскольников, сопоставляя Сталина с характеристиками некоторых былых вождей, рисует его портрет. Вот небольшой отрывок из этой зарисовки: