Красный Марс

Она подняла голову и с любопытством посмотрела на него. Он вдруг почуял страх: они были своим прошлым, они должны им быть, или же не были никем, и все, что они ощущали, думали или говорили в настоящем, — не более чем отголосок прошлого; а значит, если они будут рассказывать, что сделали, то откуда узнают, что ощущают, думают, говорят их глубинные чувства? Они этого не знали, по крайней мере наверняка. Их отношения предельно загадочны, поскольку связывают два подсознания, и что бы ни думал о происходящем разум, лежащий на поверхности, это нельзя бездумно принимать на веру. Знала ли Майя или нет, помнила ли или забыла, поклялась ли отомстить или простила? Этого никак нельзя было сказать, он никогда не мог быть в чем-то уверен.

И все же она была здесь, сидела с грустным видом, выглядела так, словно он мог разбить ее, как чашку кофе, — одним легким движением. Что, если он хотя бы не притворится, что верит ей? Что тогда? Разве он может ее так разбить? Она возненавидит его за это — за то, что он заставит ее вспомнить прошлое, заставит снова тревожиться из-за этого. А значит… кто-то должен был что-то сделать, кто-то должен был действовать.

Он поднял руку, испуганный настолько, что у него возникло ощущение, будто им управляет кто-то другой. Он был словно карлик в кабине погрузчика, и карлик этот был холодный, раздражительный, незнакомый: поднять, выровнять! Налево, стоять, назад, стоять, держать. Медленно вниз. Мягко, мягко, ладонью вверх. Сжать, очень мягко. Ее рука была совсем холодной, как и его.

Она робко взглянула на него.

— Пой… — Он прочистил горло. — Пойдем в квартиру.

В следующие несколько недель он чувствовал себя неповоротливым, будто переместился в какое-то другое пространство и управлял своим телом на расстоянии. Дистанционно. Благодаря этому он ощущал каждую свою мышцу. Иногда знал их так хорошо, что мог извиваться, как змея, но бóльшую часть времени волочил свое тело, в точности как чудовище Франкенштейна.

Берроуз охвачен дурными новостями; жизнь в городе казалась вполне нормальной, но видеоэкраны показывали сцены из такого мира, в какой Фрэнку верилось с трудом. Мятежи в Элладе, провозглашение независимой республики в крытом кратере Нью-Хьюстон. На той же неделе Слусинский прислал видеолисток из Америки, на котором все пять поселков проголосовали за то, чтобы покинуть Элладу без получения соответствующих виз. Чалмерс связался с новым представителем УДМ ООН и договорился, чтобы туда отправился наряд полиции ООН; десять человек арестовали пятьсот с помощью простой уловки — приняв ручное управление контролем над системой жизнеобеспечения шатра и приказав беспомощным жильцам рассесться по вагонам поезда, прежде чем выпустили из шатра воздух. Людей отправили в Королёв, который, по сути, теперь стал тюремным городом. Об этом его превращении в тюрьму вскоре стало широко известно, и трудно было вспомнить, когда это случилось, и, так как создавалось впечатление, будто он был таким всегда, — возможно, потому что некоторые элементы тюремной системы существовали уже несколько лет по всей планете.

Чалмерс побеседовал с некоторыми заключенными по видеосвязи, установленной в их камерах, с двумя-тремя зараз.

— Видите, как просто оказалось вас арестовать, — сказал он им. — И так будет везде. Системы жизнеобеспечения настолько хрупки, что их невозможно защитить. Даже на Земле государственная полиция благодаря продвинутым военным технологиям стала гораздо могущественнее, чем когда-либо прежде, а здесь же все до нелепости просто.

— Ну хорошо, вы поймали нас, когда это было просто, — ответил мужчина лет шестидесяти с лишним. — И это было хитро. Но когда нас освободят, хотел бы я увидеть, как вы будете ловить нас снова. На данный момент ваши системы жизнеобеспечения такие же уязвимые, что и наши, только ваши более заметны.

— Что-то вы плохо осведомлены! Все эти системы не могут поддерживаться с Земли. Но там в распоряжении имеются огромные военные силы, которых у нас нет. Вы со своими друзьями пытаетесь воплотить свои фантазии о восстании в духе фантастического 1776 года, где колонисты освобождаются из-под гнета тирании, но здесь все не так! Все аналогии ошибочны, да еще и обманчивы, потому что они искажают реальность, истинную природу нашей независимости и земной мощи. Они не дают вам увидеть, что это лишь фантазии.

Я уверен, в колониях тоже было много добрых соседей-тори, которые убеждали в чем-то подобном, — ответил мужчина с ухмылкой. — На самом деле аналогия во многих отношениях хороша. Мы не просто шестеренки в механизме, мы люди, большинство из нас самые обычные, но есть и выдающиеся личности — мы скоро увидим своих Вашингтонов, Джефферсонов и Пейнов, уверяю вас. А также Эндрю Джексонов и Форрестов Мосби, жестких людей, которые умеют добиваться, чего хотят.

— Это глупости! — крикнул Фрэнк. — Аналогия ложная!

— Ну, это скорее метафора, чем ложная аналогия. Различия есть, но мы подходим к ним разумно. Не будем же мы стрелять в вас из мушкетов из-за каменных стен.