Красный орел. Герой гражданской войны Филипп Акулов

— Что ты мне карту суешь? — сердился Акулов. — Без карты знаю… У меня только один батальон Ослоповского и тот в стороне.

Васильев убрал карту:

— В Покровском несколько тысяч белогвардейцев и мятежников. Надо выбить! Тебе придается батарея из двух орудий и эскадрон Прокофьева в девяносто сабель.

— Разбузую комбрига Чернобородова! Ему соску сосать, а не бригадой командовать. Куда смотрел? Не видел измены?

— Чернобородов, между прочим, командир Красной Армии! — повысил голос Васильев.

— Баба он, а не командир! — вскипел Акулов, выскакивая из штаба: — Коня!

Не успев вскочить на вороного жеребца, Акулов увидел Прокофьева, командира эскадрона.

— Говорят, товарищ Акулов, у вас в полку безвыходное положение?

— Наш полк не знает безвыходных положений! — вызывающе отрезал Акулов. Он сбил на затылок потертую папаху, отступил на шаг и, насмешливо прищурившись, оглядел командира эскадрона.

Прокофьев высокого роста, чуть не на голову выше низенького Акулова, строен, подтянут, с щегольской выправкой. Кавалерийская фуражка лихо нависла над бровью.

— Хм… С тебя картинку писать, — гнусаво проговорил он, сверля глазами Прокофьева. — Если твои бойцы все такие… и в бою…

Привычку гнусавить, сдерживая себя от гнева, Прокофьев за Акуловым знал. Не говоря ни слова, он махнул рукой, и его эскадрон, стоявший за изгородью садика, легкой рысью пошел по вокзальной площади.

Акулов, вскинув голову, придирчиво оглядывал ряды.

Строгие, подтянутые по примеру своего командира, почти все одетые в военную форму, положив руки на эфесы сабель, всадники плавно покачивались в седлах.

Дрогнуло сердце кавалериста, заплясали веселые искры в глазах Акулова, блеснули зубы в довольной улыбке.

Он повернулся к Прокофьеву, похвалил:

— Орлы!

И сразу же посерьезнел:

— Давай по Покровскому с тыла, от железной дороги, а я — в лоб, прямо.

Взяв с собой взвод конной разведки, который был при нем, Акулов поскакал навстречу белым, наступающим из Покровского.

Спешно двигался к Покровскому по приказу Акулова батальон Ослоповского.

Поджидая его, Акулов приказал с высокого бугра вести огонь из двух имевшихся пушек по мятежному селу. Дым от разрывов шрапнельных снарядов навис над растянутым в десять верст Покровским. С неприятельской стороны по бугру бил из орудий бронепоезд. Слышалась пулеметная стрельба.

Акулов велел перенести огонь на бронепоезд и, когда его орудия замолкли, снова приказал бить по Покровскому, но теперь «химическими», зажигательными снарядами. Покровское загорелось в нескольких местах.

Неожиданно за лесом, в стороне от села, возникла ожесточенная перестрелка. Это подошел батальон Ослоповского… Дав условный сигнал Прокофьеву, Акулов поспешил к сидевшим в засаде бойцам конной разведки своего полка.

Первое наступление красноармейцев батальона Ослоповского оказалось отбитым.

Вырвавшись из Покровского, красноармейцы бригады Чернобородова, потеряв командиров, сбились в кучу и в панике бежали. В низине, посредине которой торчала корявая сосна с обгрызенной снарядами вершиной, была сплошная неразбериха. Красноармейцы, не зная друг друга, не слушая чужих командиров, растерянно метались взад и вперед.

Совсем близко застучал пулемет. Красноармейцы колыхнулись в одну сторону, потом шарахнулись в другую… Снаряды начали падать среди них.

Какой-то командир, потрясая наганом, истошно кричал:

— Занимай оборону!

На гнедой лошади в низине появился командир 2-й бригады Чернобородов и врезался в гущу красноармейцев. Он кричал, размахивая над толовой шашкой и тыкая ею куда-то в сторону от Покровского. Покрутился еще немного и поскакал вдоль низины мимо разбитой сосны. Часть красноармейцев побежала за ним.

Внезапно перед ними появился Филипп Акулов на вздыбленном Воронке. Жеребец перебирал в воздухе передними ногами, крутился на одном месте.

Акулов был без папахи. Кричал, широко раскрыв рот, и стрелял из нагана в воздух:

— Стой! Куда?!

Пригнувшись к гриве, он метнулся в ту сторону, откуда бежали красноармейцы, встреченные ружейным огнем, и где вертелся на гнедой лошади Чернобородов.

Жеребец Акулова птицей летел среди черных комьев земли, вздымавшихся от разрывов. На самом краю низины оба всадника сшиблись, закрутились на месте, вскидывая вверх руки: один с шашкой, другой с наганом.

Из-за холма со стороны Егоршино выскакивали неизвестные всадники. Слева от бугра вразброд хлопали выстрелы из винтовок, оттуда бежали красноармейцы.

Как водоворот в бурной реке, забурлила низина, над нею вспенился многоголосый крик, заглушаемый уханьем взрывов. Временами выплескивались отдельные крики:

— Обходят!

— Бежим!

Наконец, пронзительный крик прорвался сквозь шум и гвалт и взмыл вверх, словно стон раненой птицы:

— Спа-а-а-а…

В вышине резко запел снаряд. Низина замерла. Снаряд гулко ухнул в сбившуюся кучу красноармейцев, разбрасывая комья земли.

Серая масса гимнастерок, фуфаек и шинелей колыхнулась, готовая расползтись во все стороны. Из низины, нарастая, повалил вверх вой:

— А-а-а-а-а…