Красный падаван

Конечно, со временем искусственное станет родным, потому что выбора всё равно нет.

Выбора никогда нет. Ты хотела бы надеть своё любимое летнее Импи–шик и сбежать с крыльца родного дома, в сад, чтобы смеющаяся мама повернулась тебе навстречу, а отец перестал хмуриться, и всё было как раньше. Но выбора нет — и ты напяливаешь стандартную форму без планок, пыхтя выкарабкиваешься из тёмной «Тени» на грязные брёвна, брошенные прямо в болото, и с удивлением рассматриваешь импровизированный военный лагерь на опушке леса, а навстречу тебе с радостным воплем несётся землянин Половинкин.

— Привет, болящая! — радостно завопил землянин Половинкин, тут же, впрочем, сбавляя тон и принимая вид существа взрослого и солидного.

— Привет, — со слабой улыбкой ответила Юно.

— Вот, — сказал Коля, доставая из зловеще оттопыренного кармана своих чудовищных форменных брюк прозрачный флакон, — подарок. Пуля твоя, держи. Робот щупальцем достал, а я в банку положил — на память о боевом ранении. Ты как вообще?

— Ничего, — пожала плечами Юно, рассматривая исковерканный кусочек металла, — под бактой раны быстро заживают.

— Надо же… Товарищ Старкиллер так и говорил, а я, прямо скажем, не поверил.

Чуть в стороне, молча глядя на неё, стоял весь какой–то светлый Старкиллер, и девушка попыталась было соврать себе, будто ей всё равно, но сил на это у неё уже не хватило.

— Но сил на это у нас уже не хватит, товарищ Сталин.

— А девятый?

— Далековато… хотя можно подумать. Товарищ Шапошников?

— Подумаем, — пообещал Борис Михайлович, сдерживая кашель, — сколько у нас времени?

Сталин мягко положил ладонь на карту.

— Не торопитесь, нам необходимо взвешенное мнение. Сколько времени вам с товарищем Тимошенко потребуется?

Шапошников на секунду задумался.

— Полагаю, за два часа управимся, товарищ Сталин.

— Хорошо. Берите карты и работайте. Да, здесь, товарищ Поскрёбышев проводит.

— Товарищ Сталин, — сказал Берия, дождавшись, пока за маршалами закроется дверь, — Вы уверены, что нам так необходимо поддерживать лорда Вейдера в этом вопросе?

Иосиф Виссарионович повернулся к нему, покачивая мундштуком трубки, как указательным пальцем:

— Почему у Вас возникают такие сомнения?

По интонации, с которой был задан этот вопрос, опытный царедворец почувствовал, что угодил в больное место. Ступать следовало предельно осторожно.

Он собрался с мыслями.

— Если рассуждать чисто прагматически, надо оценить расход наших ресурсов и сравнить его с выгодой, которые мы получаем или можем получить в сложившейся ситуации.

— Ресурсов?

— Ресурсов, армий, — уточнил нарком, — люди важны, но современная армия без снабжения воевать не может.

— Союзники утверждают, что готовы обеспечить снабжение своими грузовыми челноками, практически в любом потребном объёме и невзирая на воздушное сопротивление противника.

Берия помедлил.

— Я не знаю, какой объём подразумевает Вейдер, но сомневаюсь, что их авиация окажется в состоянии обеспечивать более дивизии. И то… это во–первых.

— Даже дивизия в глубоком тылу врага — это немало. Тем более, что товарищ Шапошников предлагает пополнять личный состав за счёт окруженцев. Что во–вторых?

— Во–вторых, товарищ Сталин, — решительно сказал Берия, — я не верю в способность союзников противостоять немецкой авиации. С наших аэродромов до Белоруссии дотянуться будет невозможно, тут мы им ничем не поможем. А в тылу полосы строить, нормальные, с наземными службами — это маниловщина, извините.

Он перевёл дух.

— Да и будь у нас площадка — из чего воздушную армию формировать? Рычагова и Шахурина слушали ведь вчера буквально, нет сейчас ни самолётов, ни лётчиков. Нет, товарищ Сталин, из чужого тыла коридор не пробьёшь.

— Союзникам коридор не нужен, — заметил Иосиф Виссарионович, усаживаясь за стол напротив наркома, — у них вся авиация с возможностью вертикального взлёта и посадки, и без ограничения по потолку.

— Так всё равно придётся выгрузку прикрывать, — кивнул Берия, — «Тень» немцы в воздухе сбили — что им помешает транспортный челнок сбить?

— Размеры, Лаврентий, размеры, — сказал Сталин, подтягивая к себе тонкую кожаную папку, — по словам товарища Вейдера, длина фюзеляжа имперского грузовика составляет восемьдесят пять метров.

Число это Берию поразило. Так, у ДБ–3 фюзеляж — пятнадцать метров, у ТБ–7, знаменитой петляковской восьмёрки — двадцать четыре. Какой же размах крыльев должен быть у этих космических грузовиков?

— Это не всё, — произнёс внимательно следивший за реакцией собеседника Сталин, протягивая наркому лист бумаги, — у наших машин фюзеляж вытянутый, узкий, а тут — посмотри.

— Утюг, — охарактеризовал облик машины поражённый Берия, — или даже кирпич.

— Утюг, — согласился Иосиф Виссарионович, — и кирпич. И почти весь внутренний объём — грузовой отсек.

— И крыльев нет?.. хотя реактивное движение ведь в крыльях не нуждается, всё верно. А вооружение?

— На машине установлены две крупнокалиберных автоматических пушки и восемь пулемётов. Каждый транспорт может нести четыре тяжёлых танка и четыре лёгких.