Если бы не спермацет — эта чудодейственная светло — желтая тягучая жидкость, выделенная из мозга гигантского кашалота, тот самый спермацет, который к счастью сохранился у запасливой бабы Гали в нише, рядом с пыльными банками клубничного варенья еще с тех времен, когда ее муж и Димкин дед Федор Алексеевич успешно уничтожал на современных китобойцах «несметное» китовое племя на просторах великого океана от Антарктики до Северного полюса — вряд ли бы Димка так легко отделался, получив всего-навсего осложнения на почки и сердце.
Игорь на берегу оказался плохим добытчиком. После того, как его списали с последнего судна за учиненную драку с чечено — чурковыми «моряками» — визитерами с кавказских гор, только что слезших с ишаков, разучивших пару, тройку полублатных русских выражений и решивших, что вся Россия им чем-то обязана за столетнюю, унизительную и позорную войну, что даже на русских пароходах эти новоявленные борцы за ислам пытались устанавливать свои фамильные правила, он полгода просидел в резерве.
Тогда, на судне грузовой помощник Игорь Смагин, как мог, препятствовал потугам национального меньшинства превратить пароход в аул, что и привело к очередной бойне, а проще обычной драке, закончившейся банальным перемирием. Никто не желал сидеть в зоне из-за обычной пьяной драки. Но, изможденные нераскрытыми делами и опухшие от постоянных запоев следователи транспортной прокуратуры, цепко ухватились за это дело. Им-то и расследовать ничего не надо: есть статья, есть национальное меньшинство, есть свой русский, которого надо посадить.
За полгода, проведенные под следствием по тяжкой статье — нагнетание национальной розни и ненависти, Игорь совсем как-то сник, стал прилично выпивать со старыми дружками, а когда не пил, мотался на видавшей виды «Висте» по городу, развозя не слишком щедрых пассажиров по ночным притонам и клубам.
Дело все же пришлось закрыть, уж слишком много наследили кавказцы на необъятных просторах России, да так, что кровавый шлейф тянулся за ними от крутых берегов Терека до самого Тихого океана, хотя кровушки неугомонные следаки подпортили всем достаточно, ведь такое простое дело уплыло прямо у них из — под носа.
Но как ни странно судьба опять столкнула Игоря со своими обидчиками. Как-то он сгоряча заскочил в одно неприметное, придорожное кафе перекусить, даже не посмотрев на вывеску, выведенную кривыми неоновыми линиями, над входом в заведение больше похожее на приют отшельника. Он подошел к барной стойке, вначале даже не обратив внимания на шумную компанию, вольготно расположившуюся за центральным столом, но когда присмотрелся адаптированными в темноте глазами, обомлел. Вся группа молодых чернобровых парней, как по команде, развернулась в его сторону и молча наблюдала за каждым движением непрошенного гостя. Да, это были они, его бывшие матросы, прибывшие в поисках счастья и денег на суровую Дальневосточную землю с непокорного Кавказского хребта.
После минутной паузы один из них аварец Абдула на ломаном языке дружелюбно произнес.
— Игорь, садись к нам за стол, мы тебя знаем и уважаем, забудем обиды и выпьем мировую.
— Здорово, джигиты, я за рулем, но принимаю ваше приглашение. Я тоже уважаю гордых и смелых ребят, тем более, если в их душах нет злобы.
— Ты за машину не беспокойся, мой брат Али отвезет тебя, он не приемлет спиртного, чистый исламист, а нам понемногу можно.
Как не пытался Смагин отвязаться от настойчивой компании, ничего у него не получилось. В тот вечер, в неприметном, придорожном кафе под названием «Али и баба», красное, терпкое вино текло рекой, дымились, обдавая ароматным жаром, шашлыки из молодого барашка, все обнимались и называли друг- друга братьями и, в конце концов, Игорь очнулся в своей квартире на диване с ключами, от своей машины, зажатыми в руке. В кармане рубашки он обнаружил листок, исписанный мелким, неразборчивым почерком с адресами и телефонами в Чечне, Осетии и Айдзербаджане.
Ольга сидела в кресле напротив и кормила Димку кашей. Мальчик капризничал и бил маму ладошкой.
— Ты что уже с кавказцами связался, — спокойно спросила Ольга, обтирая малышу рот салфеткой, — хочешь мафиозником заделаться, так мне этого не надо. Вчера тебя какой-то горбоносый чечен привел, чуть теплого, я даже открывать боялась, а вдруг за дверью целая банда, у меня же ребенок на руках, ну что ты творишь, Игорь.
Не смотря на муторное состояние, Игорь рассмеялся.
— Оленька, ты меня знаешь, первый и последний раз, ну не мог я отказать горцам, не по-мужски. Это же мои пацаны с парохода, кстати, неплохие ребята, хотя сильно закомплексованные на своих обычаях. Мы просто в этой, пропитанной поганой, марксистко — мардыхайской пропагандой, стране сами творим зло, и это зло оборачивается против нас самих.