Красный пассажир

Это прекрасное весеннее утро запомнится Игорю, пожалуй, на всю жизнь. Даже головная боль от непомерных возлияний шампанского не смогла омрачить его хорошего настроения. Смагин лежал на своей жесткой койке с закрытыми глазами и не хотел просыпаться. Самое удивительное было в том, что вчера его впервые отвергли, и кто, девушка, которую он боготворил и был уверен, что та ответит взаимностью. После отказа в нем что-то такое надломилось, словно треснула плотина, закрывающая путь веселому потоку чистой горной реки и ее воды хлынули на, усеянную сорняками почву, смывая на своем пути все, накопившиеся за многие годы неправедной жизни, шлаки.

Он вспомнил, что вечера, в музыкальном салоне теплохода, устроенного по случаю женского праздника с разрешения капитана Семенова и его согласия, под ритмичные и зажигательные звуки аргентинской «Ламбады» он растворился в толпе отдыхающих вместе со своей новой подружкой Юлечкой Черновой. Смагин был счастлив оттого, что его никто не замечает и не обращает на него особого внимания.

Только теперь он стал понимать, насколько это мерзко быть публичным человеком. Практически он обрекает себя на одиночество. Все его, так называемые, друзья и подруги завтра же отвернуться от него при малейшем промахе, а то еще и подсобят, побыстрее «утопить» неудачника.

В эту ночь морской народ гулял от души. Раскрасневшиеся от выпитого и освободившись от рабского чинопочитания, молодые и старые люди отплясывали, бок о бок, не смущаясь ни своего раскрепощенного вида, ни грозных взглядов начальства. Даже самые робкие сегодня, словно глотнув сладкого, любовного вина превращались в похотливых, пышущих гормонами самцов и самок.

Видимо сама обстановка на пассажире и удаленность людей от материка сыграла злую шутку в эту роковую ночь со многими самыми отъявленными мужененавистницами, самыми, что ни на есть преданными мужьями и женами. Никто не спрашивал друг у друга о любовницах или замужестве, все повиновались лишь несокрушимой силе инстинкта, вырвавшегося на волю. Люди стремились, до прихода в родную гавань, сбросить с себя всю негативную энергию, накопленную за долгие месяцы рабского труда в море.

Иван Сидоренко сидел с Семеновым за отдельным столиком и, потягивая из высоких стаканов «Мартини» темно-орехового цвета, о чем-то дружелюбно беседовали. Они иногда украдкой посматривали на соседний столик, где в одиночестве приканчивал литровую бутылку «Джонни Волкера» тезка своей напарницы — Джон Карпентер. Он, как будто смерился со своей судьбой, хотя налитые кровью глаза не предвещали окружающим ничего хорошего. В экипаже знали о его приключениях и даже жалели американца с присущей только русским людям солидарностью к, попавшим в беду негодяям, пусть даже преступникам.

Однажды под вечер к Игорю в каюту шумно ввалилась делегация, состоящая из местных профсоюзных и комсомольских деятелей красного пассажира. Этих людей Смагин не знал и потому на их просьбу объяснить, почему американец все еще на судне, вежливо попросил очистить помещение, что они и сделали, с холопской готовностью и напряженностью на праведных лицах, обдумывая в голове свои промахи.

Игорь подозревал, что эта провокация устроена при поддержке помполита, которого Карпентер вполне возможно мог и подкупить, но он также прекрасно знал, что пока он хозяин на судне и ни помпа, ни кэп его голыми руками не возьмут. Для них это было равносильно самоубийству.

Между тем, помполит Василий Плоткин пришел на вечер в черном парадном кителе с золотыми галунами. Он элегантно подошел к, одиноко стоявшей девушке из обслуги по имени Наташа Сердюк, а по кличке — «три рубля и наша», и, неловко поклонившись, пригласил удивленную барышню на танец.

Наталья, с ужасом в глазах, пошла вслед за Плоткиным на середину зала, где он подхватил ее и закружил в диком вихре вальса. Такого позора девушка не испытывала наверное с тех пор, как когда — то в юные годы ей впервые предложили деньги в обмен на любовь. «Любовь» все же свершилась и деньги остались при ней, но тот момент она вспоминала всегда с ужасом, который возник в примитивном мозгу и затем перерос в норму поведения. Что собственно могла сделать несчастная дневальная с таким позором, когда на танец ее приглашает самый, что ни на есть, супер голубой на всем пассажирском флоте пароходства. Нет, все что угодно, лучше десять мужиков одновременно, чем с таким в обнимку.

Наташа будто невзначай подставила под ножку помполиту, и они завалились возле сцены под хохот и улюлюканье команды и пассажиров.

«Молодец, Натаха, так, педрилу» — слышались поощряющие возгласы моряков со всех сторон, — «Ишь, на женщин потянуло, коммуняку, беги к своему поваренку, старый развратник».

Плоткин подскочил, как кукольный солдатик и, враз, забыв о «мужской» деликатности, исчез из зала. Наталья поднялась, отряхнула юбку и, как ни в чем не бывало, подошла к стойке бара, где хозяйничала красавица Леночка Кузнецова. Сердючка жестом указала на «Столичную».

— Ленок, плескани пол стакана, хоть смою с себя эту погань, всю облапил, животное, будто в помойной яме побывала.