В предпоследний раз «свистнул» двухдюймовый флейц по «свежесрубленному» дому и, маэстро остановился с поднятой, как шпага, кистью, готовый нанести разящий удар. Требовалось нанести последний мазок, который, как известно, и делает картину гениальной и отличает ее от всей остальной живописи.
Андрей Иванович доподлинно знал, куда он нанесет этот мазок, но он специально делал паузу, дабы подчеркнуть значимость момента. Из темноты выступали встревоженные лица болельщиков.
«Паузу, надо держать паузу», – пронеслось в голове Андрея Ивановича.
Он сейчас точно знал, что качественная пауза – это единственное, что поможет ему произвести на свет шедевр. Все молчали, а Зорин думал: «Почему я не слышу тиканья секундной стрелки? Ведь такая гробовая тишина».
– Все. Пора! – пронеслось вдалеке.
И Андрей Иванович нанес колющий удар. Не глядя более на полотно и полностью уверенный в успехе, Андрей Иванович, бросил ненужную кисть в темноту и стал вытирать перепачканные красками руки о длинную полу камзола. В комнате никого не было. Андрей Иванович присел на кровать и, откинувшись на подушку, замер, сложив руки за головой. Взгляд его был устремлен на настенные часы, висевшие над телевизором у стены. Часы были хорошо освещены. Они показывали ровно восемнадцать ноль – ноль. Рядом с часами висела картина Исаака Левитана «Март», влажная от лака.
Послышался далекий крик Веры Николаевны:
– Андрей! Ты почему еще не в ванной? Скоро приедут родители!
Эти слова заставили Андрея Ивановича подпрыгнуть и сбросить на лету остатки камзола.
Приземлившись в тапочки, Зорин, как ни в чем не бывало, прошествовал в ванную комнату, напевая тему вальса из «Спящей красавицы», умело растягивая слова: – «И-и-и, и вра-аг, бежит, бежит, бежит…».
За короткое время следования по коридору Андрей Иванович проанализировал имеющиеся у него факты последних событий и пришел к позитивным, на его взгляд, выводам. Эти выводы формулировались следующим образом: «Я, Андрей Иванович Зорин, неизвестно по каким причинам и за какие заслуги обрел необычайные способности. Эти способности условно можно разделить на три группы: „А“ – это способность перемещаться в пространстве незаметно для окружающих, не затрачивая, вообще никакого времени на эти перемещения. „Б“ – способность производить на свет любые предметы и явления по своему желанию. „В“ – такие способности появились после сегодняшнего, кошмарного сна».
Зорин продолжал анализировать, вспоминая новые подробности.
«Непонятным оставался только механизм запуска сотворения всего этого. Скорее всего, это мои мысли. Но не все мысли подряд, а мысли, выраженные определенным образом. Потому как перед моим фантастическим визитом к родителям я отчетливо помнил, что думал о них. Другими словами, чувствовал за собой конкретную вину за то, что давно их не посещал. Мое внутреннее чувство вины в это мгновение и породило сиюминутное желание увидеть их и, как результат, я оказался в прихожей отчего дома, изрядно напугав отца своим появлением. Хорошо, он не слабонервный, – усмехнулся про себя Андрей Иванович. – А то был бы еще тот визит. Так, с этим все понятно. Пойдем, дальше», – продолжал рассуждать Зорин, следуя по коридору.
«Картина эта – кстати, блестящая во всех отношениях копия – висит на стене моей спальни, и лак еще не высох. Я трогал ее пальцем. А учитывая те обстоятельства, что я при всем своем желании и любом изобилии красок и кистей никогда в жизни не сумею сделать ничего подобного, вывод будет следующий: мне подобным образом продемонстрировали, что теперь я могу делать все в этом мире. Границ нет. И эта картина является на то веским вещественным доказательством», – мысленно беседовал сам с собой Андрей Иванович до того момента, пока чуть не столкнулся в темном коридоре с Дашей.
– Пап, – отпрянула дочь в сторону, – подскажи, пожалуйста, где взять или найти нужный мне материал. Мы сейчас готовим спектакль в институте на день знаний. Мне поручили сделать послание любимому человеку на английском языке и перевести на русский.
– Ой, Даша, мне сейчас достанется от мамы, – стал отлынивать отец. Но, вдруг передумав, Андрей Иванович «включил полную скорость», завернул в комнату дочери, увлекая ее за собой.
– Я все понял, – четко и быстро произнес Андрей Иванович и, присев на стул перед письменным столом уже с карандашом в руке, занесенной над половинкой тетрадного листа, задумался.
Андрей Иванович раздумывал лишь одно мгновенье. А уже в следующее мгновение стихотворные строчки стали заполнять чистое пространство листа. Андрей Иванович вдохновенно писал слова всемирно известной песни по памяти на английском языке. По окончанию написания четверостишья он без остановки написал вольный стихотворный перевод, а ля Чуковский. На весь творческий процесс Андрей Иванович затратил не более двух минут. Затем он встал, протянул половинку листа, исписанного мелким, но разборчивым подчерком, дочери и стремительно вышел из комнаты.
Даша с любопытством прочитала следующее: