Красный Петух

– Привет, меня зовут Арне, а коллегу Эриком, – приветствовал ее Фристедт и сел. – Мы ведем другое расследование, здесь же, в этом здании. Но оно связано с твоим арестом, вот почему мы хотели бы поговорить с тобой, о'кей?

Тон у Фристедта был корректным, дружеским и убедительным. Он обладал способностью спрашивать о тяжкой вине так, что казалось, он просит разрешения зажечь трубку.

Она кивнула, поднялась со своего места и села напротив письменного стола, за которым устроился Фристедт. Петра была мила, следила за собой, и ее легко было представить в белом халате за аптечным прилавком. Она была именно такой. Вполне возможно, что она действительно просто девушка из аптеки, подумал Аппельтофт. Он сидел чуть поодаль и, стараясь не привлекать к себе внимания, изучал ее.

– Зачем вы это сделали с нами? – спокойно спросила она.

Фристедт полистал бумаги, лежавшие перед ним на столе, делая вид, что ушел в них с головой.

– Была большая облава во многих местах, хотя ты, конечно, об этом и не знаешь, – сказал Фристедт.

Девушка покачала головой.

– Тебя подозревают в незаконном хранении оружия и в заговоре с целью убийства? Но ты, я вижу, отрицаешь это, – продолжил Фристедт невозмутимо.

– Какое незаконное хранение оружия, я в это не верю, и что такое заговор? Вы что, думаете, что я убила кого-то?

Полицейские молча пристально разглядывали девушку, потом Фристедт продолжил игру.

– Что касается незаконного хранения оружия, то речь идет о двух вещах. Охотничье ружье, не очень-то примечательное, но ты знаешь об этом?

– Это – что висит на стене? Но это же антикварная вещь, что-то наподобие пищали, и вы считаете, что мы сидим за...

– Это не так уж важно. Ну а патроны к китайскому автомату, что ты скажешь об этом? – прервал ее Фристедт. Следующий момент был очень важен, и оба комиссара бессознательно затаили дыхание.

Девушка погрузилась в себя, то ли не совсем поняв, о чем речь, то ли прекрасно разыгрывая спектакль.

– Что-то я не понимаю, о чем вы говорите, – ответила она наконец.

– Магазин к китайскому АК-47... Знаешь такой автоматический карабин с крутящимся магазином? – бесстрастно продолжал Фристедт.

В глазах девушки появился огонек.

– А-а, – сказала она, – только это. Он уже годы валялся в каком-то ящике; это же сувенир, возможно, ребячество, но, в общем-то, ненужная вещь. Эту безделушку я привезла с собой из Бейрута давным-давно.

– Зачем? – коротко и уверенно спросил Фристедт.

– Ребячество... Но... э-э... там обычно делали ожерелья из гильз к этому "Калашникову" или "клашникову", как они называли. Брали гильзы, делали в них дырки и вешали на шею. "Революционно", говорили они, вместо всяких там наград, понятно?

– А от кого ты получила его?

– От одного палестинца, в которого была влюблена и имя которого не собираюсь называть.

– Ладно, ладно. Но ожерелья-то не получилось?

– Нет, не вышло. Вкусы меняются. Да и Андерс, мой парень, не решался дырявить их, там что-то с шапочками или как их называют. А потом я о них забыла, только вот сейчас и вспомнила.

– Но был еще и магазин?

– Да, но, мне кажется, он был разбит или сломан. К тому же в него можно что-нибудь положить.

– А почему ты не выбросила это дерьмо?

– Собиралась как-то, а потом подумала, что нехорошо выбрасывать взрывоопасные предметы в мусор. Ведь мусор сжигают в Лёвста, и могло бы... Потом собиралась выбросить его в воду, но посчитала, что это глупо. Так он и остался лежать.

Фристедт и Аппельтофт переглянулись. Аппельтофт кивнул. Это означало, что они поверили в историю.

– Ну а что с этим, как его, убийством... человека из СЭПО? – спросила она.

– Понимаешь, – просто ответил Фристедт, – все выглядит так, словно есть связь между вами четырьмя и некоторыми другими, которые тоже уже находятся здесь, в этом здании. Что ты скажешь на это, кроме того, что ты невиновна и так далее?

– Ничего.

– Почему же?

– Потому что я не понимаю обвинения.

– У-гу, – сказал Фристедт и вышел, а разговор повел Аппельтофт.

Он объяснил ей, что улики есть улики и всегда возможно такое, чего сначала не видишь, в чем сам непосредственно не замешан. А потом они немного поговорили об убийствах по политическим причинам. Она прочла ему лекцию о том, что если движение, формирующее общественное мнение в стране, переходит к прямым акциям подобного типа, то оно совершает политическую ошибку. Его не интересовало, что она говорила, интересовало, как она говорила это.

Потом он спросил Петру, что она делала целый год в Бейруте, и она рассказала, что работала в небольшом диспансере в одном из самых крупных лагерей для беженцев, Бурж-эль-Баражна. Это была обычная добровольная работа для скандинавов, сочувствующих палестинскому движению, и много десятков девушек из Швеции, Норвегии и Дании делали то же самое. Именно тогда, между прочим, она и встретилась со своим парнем. Он приехал туда с миссией солидарности.

– А к какому политическому движению ты принадлежишь, кроме пропалестинского? – спросил Аппельтофт неожиданно прямо.

– А вы и этим занимаетесь?