В финале «Истребителя 2Z» советские бойцы лихо разделывались с ужасной военной машиной Урландо. Одна из иллюстраций в книге так и была подписана: «Враг разбит на его собственной территории». Соответственно, тайна мрачного гения перестала быть тайной. Раскаявшийся Урландо откровенно признался: «Когда-то я мечтал о мировой славе и почестях, мечтал о триумфах в стенах самых знаменитых академий мира, мысленно видел себя делающим доклад нобелевскому комитету о своих работах и изобретениях. Но, запутавшись в паутине провокаций, полицейских связей, шпионажа и диверсий, я скатился по наклонной плоскости. И вот логика событий привела меня в качестве пленника в штаб фронта Красной Армии, перед лицо этой специальной комиссии, возглавляемой моим бывшим пленником, генералом Лебедевым».
Теперь Ураландо охотно отвечает даже на вопросы, связанные с самой сокровенной тайной его истребителя.
«Что обозначала буква „зет“ в ваших формулах?
Урландо на мгновение запнулся, смолчал, потом быстро ответил:
– Обычно, как принято, «зет» имеет несколько, то есть, я хотел сказать, два значения. В ядерной модели атома, предложенной Резерфордом, знаком «зет» принято обозначать число отрицательных электронов в электронной оболочке вне ядра атома.
– Это известно, – сухо ответил Груздев. – Принято считать, что ядра всех элементов состоят из протонов и нейтронов, масса ядра обозначается буквой M, а его заряд – буквой Z. Здесь «зет» обозначает количество заряда. Эти два значения мне известны, как и всем. Нас здесь интересует третье значение. Интересует ваше значение «зета» в формулах, начиная с номера шестьдесят семь и дальше.
Сидящий с края большого стола Голованов подтвердил:
– Совершенно верно. Например, формула триста восемьдесят девятая никак не касается внутриатомных реакций.
Урландо наморщил лоб и встряхнул головой, как бы решаясь говорить только правду:
– У меня «зетом» иногда обозначались световые кванты. Мне удалось понять интимный процесс образования материальных частиц из фотонов, о чем так беспомощно рассуждал в начале сороковых годов знаменитый Леккар и за ним школа Фрэддона. Электроны и позитроны не неделимы, как думают…»
В 1945 году вышла новая научно-фантастическая повесть Сергея Беляева «Десятая планета». «Двадцатого октября 1956 года, – так она начиналась, – к вечеру погода окончательно испортилась. Над зданиями Главного астрономического института нависли серые низкие облака. Холодная изморось легким полупрозрачным туманом стояла за окнами…»
Двадцатого октября 1956 года…
Но я-то, школьник, читал эту книжку в… 1958 году!
Поэтому я ждал необыкновенного! Я ждал великих прозрений.
Да, изящная посылка. Обнаружена еще одна планета Солнечной системы, расположенная по отношению к Земле точно за Солнцем. При этом движется она с точно такой же скоростью, как Земля. Этакая планета-невидимка. Но «…звезды там были необычайно крупны, ярки и близки. Казалось, что, приподнявшись на цыпочки, можно схватить любую из этих лучистых игрушек. Академик (Солнцев, герой повести, –
Попав на Десятую планету, академик Солнцев, как и полагалось советскому человеку, очень скоро «…почувствовал невыразимую тоску по далекой Третьей планете, по милой родной Земле. Он затосковал по прохладному осеннему вечеру, когда бредешь бездумно и счастливо по влажной тропинке мимо лесной опушки. Остро пахнет терпким перегноем и грибами, а впереди поля с потемневшими скирдами ржи. И хорошо делается на душе, когда увидишь, как в сумерках где-то затеплился далекий огонек. Вот со стороны потянуло жильем, смолистым дымком. Взглянешь вверх, а там над верхушками сосенок задорно вспыхивает и смеется первая звездочка…»