Красный сфинкс

Все терялись в догадках о причинах обыска, – продолжал Аркадий Стругацкий. – Почему ПОСЛЕ смерти писателя? Если Иван Антонович в чем-то провинился перед государством, почему никаких обвинений при жизни никто ему не предъявил? Если речь идет о каких-то крамольных рукописях, то это чушь! Он был чрезвычайно лояльным человеком и хотя ругательски ругался по поводу разных глупостей, которые совершало правительство, но, что называется, глобальных обобщений не делал. И потом – даже если надо было найти одну рукопись, ну две, ну три, то зачем устраивать такой тарарам с рентгеном и металлоискателем? Вот сочетав все это, я, как писатель-фантаст, построил версию, которая объясняла все! Дело в том, что как раз в те времена, в конце 60-х и в начале 70-х годов, по крайней мере в двух организациях США – Си-Ай-Си и Армии были созданы учреждения, которые серьезно занимались разработками по летающим тарелкам, по возможностям проникновения на Землю инопланетян. У наших могла появиться аналогичная идея. И тогда же у фэнов, то есть любителей фантастики, родилась и укрепилась идея-фикс: мол, никто иной, как ведущие писатели-фантасты являются агентами внеземных цивилизаций. Мы с Борисом Натановичем тоже получили не одно письмо на эту тему. Нам предлагалась помощь, раз уж мы застряли в этом времени на Земле, приносились извинения, что современная технология не так развита, чтобы отремонтировать наш корабль. И все в том же духе. Ну, а Иван Антонович Ефремов тем более был ведущим писателем. Можно себе представить, что вновь созданный отдел компетентных органов возглавил чрезвычайно романтически настроенный офицер, который поверил в абсурд «фантасты – суть агенты». И за Ефремовым стали наблюдать. Но одно дело – просто следить, а другое дело – нагрянуть с обыском и не дай бог попытаться взять его самого: а вдруг шарахнет чем-нибудь таким инопланетным? Именно поэтому как только до сотрудников отдела дошла весть о кончине Ивана Антоновича, они поспешили посмотреть. А что смотреть? Я ставлю себя на место гипотетического романтического офицера и рассуждаю здраво: если Ефремов – агент внеземной цивилизации, то должно быть какое-то средство связи. Но как выглядит средство связи у цивилизации, обогнавшей нас лет на триста-четыреста, да еще и хорошенько замаскировавшей это средство? Поэтому брали первое, что попалось…»

Умер И. А. Ефремов 5 октября 1972 года.

ГЕОРГИЙ ИОСИФОВИЧ ГУРЕВИЧ

Родился 11 апреля 1917 года в Москве.

Закончил среднюю школу, учился в архитектурном институте.

С 1939 года в Красной армии. Был кавалеристом, минометчиком, электриком, сапером. В июле 1941 года по дороге на фронт месяц провел в тюрьме, – был арестован в Новосибирске. После войны заочно окончил Всесоюзный индустриальный институт. «Оглядывая прошлое, – вспоминал он позже, – не вижу ничего сверхчрезвычайного, чтобы читателя поразить: ни приключений особенных, ни преступлений, ни страданий, ни разгулов безудержных. Рядовая жизнь, усредненная. Семья нормальная – отец, мать, еще сестра да бабушка. Голодали, когда страна голодала, с голоду не померли. Когда пришла пора учиться, поступил в школу, из школы в школу не бегал, кончил десятилетку через десять лет, в институт поступил с первого захода, несмотря на жестокий конкурс. Все гладко. И когда принято было сажать, сидел, а когда пришлось воевать – был солдатом. Потом, после войны уже, потребовались космополиты, меня разоблачили, исключили, но приняли обратно – нормальные литературные ухабы…»

«К нам в кружок (литературный, – Г. П.) руководитель приглашал писателей. Тогда они не чинились, охотно соглашались прийти в школу. Побывал у нас Борис Пильняк (позже расстрелян), Сергей Третьяков (тоже расстрелян), Лев Кассиль (у Кассиля только родной брат расстрелян), Корней Чуковский, Николай Асеев. Считая себя будущим писателем, я записывал все эти встречи для себя, чтобы опыта набраться. И, готовя реферат, записи эти переписал, скромно озаглавив «О предшественниках». Лев Кассиль говорил нам, что никогда не напишет эпохальную книгу, для этого надо быть совершенно новым, насквозь советским человеком, а он сам интеллигент, к сожалению… В выступлении Чуковского хорошо запомнилось, как Маяковский с утра уходил бродить по прибрежным скалам, шагал, шепотом повторяя слова, а к вечеру приносил четыре новых строки, в удачный день – восемь строк для «Облака в штанах», и за ужином читал все с начала плюс новые строки. А пятилетняя дочка Чуковского запомнила все наизусть и однажды потрясла родителей, декламируя: «И выбласывается как голая плоститутка из окна голясего публицного дома…»

Первая публикация – повесть «Человек-ракета» (1946, в соавторстве с Георгием Ясным).