Красный снег

— Видишь, рабочий контроль на шахте скоро не только станет карманы у управляющего выворачивать, а и за пазуху полезет. Всюду ему нужно, все он понимает. А ведь управляющий получше контроля знает, каким делом прежде всего надо заняться на шахте. Я знаю, примерно, что нужно применять взрывчатку для ремонта ствола. А взрывчатку я не могу доставить в шахту. Взрывчаткой они сами распоряжаются! — Фофа развел руками. — Что скажешь?

— Много-много пишут…

— Вот именно! — Фофа взял стул и сел рядом с Фатехом. — Не верят. Подозревают. В чем? Неразумная подозрительность вредит, — заговорил он тише. — Зачем вводить в нашу жизнь подозрительность?

Фатех во всем соглашался с Фофой, чтоб Фофа не отказал в обещанной помощи. Он не понимал, о чем тот его спрашивал. «Подозрительность» — такого слова ему не приходилось слышать.

От Фофы пахло духами и табаком. Фатех закрыл глаза, вспоминая, как приятно пахло в богатой бухарской чайхане, где курили кальян и куда однажды завел его Джалол.

— Мне нельзя пронести взрывчатку в шахту, — хрипло шептал рядом Фофа. — Ты это сделаешь… Оставишь в десяти саженях от рудничного двора… Остальное тебя не касается… А завтра мы решим насчет отъезда… можешь не сомневаться!

Фатех вышел от Фофы с пятифунтовым свертком. Он решил все сделать, лишь бы отъезд состоялся…

Думать некогда.

Спрятал сверток под спецовку, прошел благополучно мимо глазастой стволовой Алены и зашагал по наклонному стволу в шахту. «Аллах надоумил меня пойти к Фофе, аллах поведет меня и дальше. Все в его власти, во всем его воля, все ему известно…»

Алена ни о чем не спросила.

Фатех добрался к указанному Фофой месту и сунул взрывчатку за стойку.

Снизу, от рудничного двора, доносились голоса шахтеров:

— Вода будто прибывает!

— Тут завсегда как в чертовом болоте!

— Не можешь рогатого не вспомнить!

— Керенский, говорят, в бабью одежду обрядился, когда из Петрограда бежал!

— Страх — он и в нужник загонит. А-а-эй! Там, наверху, гляди под ноги — порода летит!..

Голоса становились громче.

Фатех прижался к стойке: ему не хотелось здесь встречаться с шахтерами.

В рудничном дворе все как обычно: кто стоял, ожидая напарника, чтоб идти к лаве, кто перематывал портянки, а кто просто отдыхал после трудного пути, примостившись под креплением. Пахло ржавчиной и подземельем. Капало с кровли. Вблизи ствола тянуло сырым сквозняком. Лампы мигали робкими морковного цвета огоньками.

Фатех остановился возле военнопленных. С ними было спокойнее: они не спросят, почему опоздал, пошутят, но не обмолвятся при этом о еде, о которой и вспоминать больно, потому что жизнь стала беспросветно голодна. На Фатеха они смотрели как на своего, такого же мученика из далекой страны.

— Цо, пан, маешь гузиков? — услышал он голос поляка Кодинского.

Это тоже было обычным: после спуска в шахту поляк всегда шутливо спрашивал, целы ли на их спецовках пуговицы.

— Пан управляющий име гузик!

— Пан управляющий име пузо!

— Име, име, а Штепан ничего не име…

Фатех видел, как чех Мирослав Штепан гладил запавший живот и грустно качал головой. «Они не любят Фофу. Скорпион не любит птицу, а шакал ненавидит орла. У одного свой закон, у другого свой, а третьему закону — не бывать…»

Резкий свист заставил Фатеха вздрогнуть: так обычно свистели в лаве или штреке, когда собирались рвать бурки.

— Кто приедет? — живо спросил Кодинский.

— Архангел Михаил в гости! — вскричал Петров. — Ложись! Рванет сейчас!.. Ложись, туды его маму! — он толкнул вниз растерянно оглядывающегося Фатеха.

— Ля иль лога… — прошептал Фатех, прижимаясь к влажной и холодной почве.

Голоса смолкли. Слышно было, как кто-то покряхтывает рядом и стучит на дальнем рельсовом плече вагонетка.

А потом с той стороны, откуда донесся свист, послышались неясный шум и голоса.

Петров поднял голову:

— Никак побаловал кто?..

Голоса приближались:

— Моя видел! Моя все видел!..

— Я не имею отношения!..

— Ничего не знаем!

— Я тоже заметил горящий шнур…

— Кто палил? Моя все видел! Люди недалеко! Калечить мог люди!..

Петров прислушался:

— Никак Алимов шумит…

Вскоре показался Алимов. Он тянул за руку упирающегося Фофу.

— Видал, — раздраженно кричал Алимов, — взрывчатку ложил, хотел ствол — б-бах! А шахтер дохни шахта!

— Да отстань ты! — вырвал руку Фофа. — Завел одно и то же! Слушайте меня! — обратился он к стоящим шахтерам. — Я первым заметил горящий запал. Кто поджег, не знаю. Но знаю, что просил у меня взрывчатку Фатех — персиянин!..

— Он пали! — указал на Фофу Алимов.

— Погасили шнур? — спросил Петров.

— Поднимайся, не робей, Алимов погасил запал, — сказал, выходя наперед, Кузьма Ребро.

Фатех прижался к горбылям, облизывая пересохшие губы. Фофа говорит, как будто он, Фатех, готовил взрыв. Известно, как судят шахтеры тех, кто рвет бурки, не просигналив об этом работающим в лаве. Они не пощадят. Фатех отступил в сторону.

— Зачем давал персу взрывчатку? — резко спросил у Фофы Кузьма.

— А чего его спрашивать, когда взрывальщик тут? — перебил Петров, хватая Фатеха за плечо и выталкивая вперед.

— Вот-вот, пусть он отвечает! — испуганно закричал Фофа.