Красный сокол

Летом, когда второкурсников распределили по строительным бригадам, возводившим ангары, а вновь прибывших поставили на подмостки строящегося учебного корпуса по принципу: хочешь учиться — построй себе класс для занятий, официально состоялся первый выпуск военных пилотов. Но направление в строевую часть получило только семеро выпускников. Остальных, наиболее способных, задержали до особого распоряжения. Каждому из них предложили должность при училище. Некоторые дали согласие на прохождение военной службы при школе в качестве инструктора или заведующего ангаром. Иван всей душой рвался в строевую часть. По слухам, да и по словам Чкалова, с которым он познакомился во время появления Ворошилова в школе, авиаподразделения получают более совершенные машины, чем «каракатица» «Авро». Из нее он выжал все, что можно. Хотелось новых впечатлений, новых побед в небе.

На вечере по случаю первого выпуска и начала нового учебного года, в присутствии всех инструкторов, преподавателей, родителей, представителей городской власти, Федоров, получая из рук начальника училища свидетельство военного пилота с отличием и денежную премию от наркомата военных дел, заверил присутствующих, что будет дорожить честью советского летчика, честью комсомольца, непрерывно повышать мастерство военного пилота, зорко охранять воздушное пространство отчизны от недругов.

Ему бурно аплодировали. Особенно первокурсники с последних рядов. А растроганный председатель собрания, милейший Степанчёнок взял его нежно под локоть и, как невесту, усадил за стол почетного президиума.

К ужину курсантам выдали к чаю вместо сахара по порции конфет и по яблоку. Угощение по рядам разносила сияющая от успеха мужа принаряженная Аня. Ее тонкая, гибкая фигурка скользила между столами и скамейками, приковывая взгляды здоровых, полных энергии и страсти новобранцев.

Один из них, сухой и длинный, с подчеркнуто откинутой головой, прозванный немцами-инструкторами, под присмотром которых он работал на строительстве спортивного зала, Паулем, а первокурсники — Павой, хищно погладил ее по спине, когда она наклонилась.

Аня выпрямилась, ожгла взглядом нахала и молча продолжила свое дело. «Ух, какие жгучие глаза!» — услышала она краем уха, продвигаясь дальше по рядам.

— Карош Маша, а… никс ваша, — заметил инструктор.

— Говорят, она втюрилась в Ивана! Ну, того, что выступал на трибуне, — провякал паренек, сидевший напротив нахалюги, перекатывая карамельку во рту.

— Что мне твой Иван! — взорвался самоуверенный новичок. — Я Паша Днепровский! Меня вся тамошняя шпана знает. Не таких девок обламывал. Поспорим, что она не станет брыкаться, когда я ее приласкаю!

— Не ерепенься, Пава. Ивана тоже знают. И не только в Луганске, — подал голос сосед по столу. — Ты знаешь, какие он фартовые наколки набрасывает?

— Ша, братцы, идет! Словно лебедь плывет… — полушепотом сообщил еще один претендент на девичью красу.

Павел угловым зрением определил момент встречи и, когда девушке оставалось сделать два шага, чтоб проскочить мимо почему-то притихшего стола, кумир днепропетровской шпаны откинулся на спину и, как шлагбаум, преградил ей дорогу, удерживая длинное тело носками ботинок, зацепившись ими за перекладину стола. Аня уперлась коленками в грудь шутника и бросила взгляд вниз, силясь найти выход из щекотливого положения. Но импровизатор любовного выпада охватил руками голые коленки смутившейся девушки и одновременно ухитрился пальцами нырнуть под юбку, коснувшись бедер, отчего дивчина завизжала как резаный поросенок. Ее сопрано заглушил баритон растянувшегося у ног певца, затянувшего на цыганский манер:

«Как люблю я вас, в этот грозный час!»

Не представляя, как выпутаться из неприятного положения, Аня непроизвольно со всего маху трахнула деревянным подносом по стриженой голове обидчика. Днепропетровец ужом взвился из-за стола и ринулся с кулаками за Аней: «Ах, курва! Я тебе… Вот зараза!»

В другом конце огромной столовой вскочил, как ужаленный, Иван и рванулся на помощь жене. Весь зал всполошился растревоженным муравейником и мигом разделился на два враждебных лагеря. Днепропетровцы удерживали своего лидера, рвущегося за убежавшей раздатчицей, а луганские уцепились за возбужденного героя. За теми и другими уже толпились соратники яблочного разбора и защитники поруганной чести.

Появившийся из малого командирского зала Степанчёнок выхватил пистолет и взлетел на стол. «Стоять! Ни с места: стрелять буду!» — заорал он на весь зал, перекрывая шум. Убедившись, что слова его не возымели достаточного действия, выстрелил в потолок. «Всем по местам!» — последовала уже более спокойная команда, сопровождаемая отмашкой пистолетом. На ходу разобравшись в причинах потасовки, во всеуслышание приказал: «После ужина Федорову и Тарасову явиться в кабинет комиссара школы».

Когда два главных, набычившихся участника ссоры замаячили перед дверью комиссара, из кабинета вышла заплаканная Аня.

Иван метнулся к ней, стремясь узнать причину слез. Но молодая жена лишь махнула рукой: «Потом», — и заспешила к выходу.