Красный террор. Карающий меч революции

Беспощадное подавление выступления в Ливнах послужило примером для подобных акций в будущем. Г. Е. Зиновьев, выступая 18 сентября 1918 г. на Седьмой конференции парторганизации Петрограда, ссылался на этот факт, как необходимый и обязательный. «Мы говорили, что на белый террор надо ответить красным. Что это означает? Мы теперь спокойно читаем, что где-то там расстреляно 200–300 человек. На днях я читал заметку, что, кажется, в Дюнах Орловской губернии было расстреляно несколько тысяч белогвардейцев. Если мы будем идти такими темпами, мы сократим буржуазное население России»[503]. Хотя цифры, прозвучавшие в выступлении Г. Е. Зиновьева, не подтверждены материалами периодическое печати и другими источниками (в том числе архивными материалами), это не меняет смысла высказывания, призывающего к еще большим репрессиям на примере подавления августовского восстания в Ливнах. Приветствовал «энергичное подавление кулаков и белогвардейцев» в Ливенском уезде и В. И. Ленин, предлагая 20 августа 1918 г. в телеграмме Ливенскому исполкому повесить зачинщиков из кулаков и арестовать заложников хлебных реквизиций[504].

Помимо регистрации офицеров, летом 1918 г. советские органы власти использовали и другие меры пресечения контрреволюционных выступлении среди офицерства. Прежняя практика амнистирования политических противников, причастных к заговорщицкой деятельности, уступает место применению высшей меры наказания к участникам раскрытых заговоров. В июле 1918 г. ВЧК были расстреляны в Москве члены «Союза спасения родины и свободы» [505]. Уральская областная ЧК после переезда из Екатеринбурга в Вятку расстреляла 35 человек, «пойманных с поличным в заговорах»[506]. В августе 1918 г. количество расстрелянных заговорщиков-офицеров значительно увеличивается. Общее число расстрелянных офицеров-заговорщиков превышает численность расстрелянных офицеров-участников контрреволюционных выступлений. Данный вывод можно сделать, исходя из сообщений периодической печати за 1918 г. о применении высшей меры наказания к участникам контрреволюционных заговоров и восстаний. По неполным опубликованным данным в августе 1918 г. ЧК было расстреляно 110 офицеров-заговорщиков (из них 42 жандарма), 22 офицера участников восстания (количество явно занижено из-за анонимности сообщений о социальном происхождении расстрелянных) и 9 офицеров при различных других обстоятельствах[507].

Чрезвычайные комиссии летом 1918 г., кроме смертных приговоров за контрреволюционную деятельность, выносят аналогичные приговоры по отношению к лицам, виновным в преступлениях против революционного движения до 1917 г. В первую очередь это относится к провокаторам и бывшим жандармским чинам, а также членам монархических организаций. Такого рода приговоры летом 1918 г. постепенно становятся системой. Несмотря на то, что расстрелы ЧК провокаторов имели место еще весной и в начале лета 1918 г., основное их количество приходится на август-октябрь 1918 г [508]. Начало этому процессу положил смертный приговор Верховного ревтрибунала 30 июня 1918 г. над семью провокаторами. В июле и августе 1918 г. различными ЧК было расстреляно более 60 представителей жандармерии и провокаторов. Одновременно с арестами и расстрелами заговорщиков-офицеров эта мера должна была обеспечить надежность тыла в условиях продолжающихся побед контрреволюции. Немаловажную роль играли и мотивы классовой мести.

Этот же мотив мести за предыдущие «преступления против народа», дополненный ухудшением военной ситуации для большевиков на Восточном фронте обусловил трагическую судьбу семьи последнего императора России Николая II, расстрелянного вместе со своими близкими в ночь на 17 июля 1918 г. Это событие стало итогом длительных испытаний выпавших на бывшую императорскую семью в результате революции 1917 г. После февральской революции Николай II вместе с семьей из Царского Села был отправлен сначала в Тобольск, затем в Екатеринбург. Брат царя, великий князь Михаил Александрович, после отказа принять престол, неприметно жил в Гатчине. На свободе оставались и другие великие князья. Роковую роль в судьбе великого князя Михаила и других представителей династии сыграло разоблачение попытки монархических кругов связаться с сосланным в Тобольск Николаем II. Это было так называемое «дело Хитрово». Бывшая фрейлина М. Хитрово оказалась в Тобольске, куда она прибыла по заданию группы А. А. Вырубовой — подруги императрицы Александры Федоровны. Хитрово была арестована 19 августа 1917 г., а уже 21 августа Временное Правительство приняло постановления об аресте великого князя Михаила Александровича и его супруги, великого князя Павла Александровича и его жены княгини Палей, их сына — Владимира Палей и др. Указанные лица первоначально содержались под домашним арестом.