После Гороховой чаще всего арестантов переводили в более обширные для приема арестованных помещения Дерябинских казарм, Дом предварительного заключения на Шпалерной улице (д. 25) или в Кресты. Расположенные на Васильевском острове Дерябинские казармы (ранее — казармы морского дисциплинарного батальона, затем — морская тюрьма; угол Чекушинской набережной и Большого проспекта Васильевского острова, д. 104) были с августа 1918 г. главным «отстойником» Петроградской ЧК. Здесь арестованные могли находиться в течение многих месяцев, с возвратом на Гороховую, 2 для уточнения деталей дел или отправкой уже в иные места заключения. Согласно воспоминаниям М. П. Чельцова тюрьма «представляла из себя до десяти — двенадцати отдельных камер, каждая от семидесяти до ста пятидесяти человек, — это норма. Но чаще бывало наполнение каждой камеры двойным комплектом, так что спали по трое на двух кроватях, на полу, на столах»[743]
. Таким образом, наполняемость Дерябинских казарм колебалась от полутора тысяч до более частых в этот период двух-трех тысяч арестантов. В примерно две тысячи сидельцев оценивал количество «жителей» Дерябинских казарм сидевший здесь Ю. Д. Безсонов[744]. Состав арестантов был самым различным. «Населена Дерябинка была все «врагами отечества», т. е. большевиков; это были бывшие люди — из интеллигенции, молодых и старых офицеров, купцов, чиновников. Только одна камера была наполнена исключительно уголовным элементом; она всегда была на запоре, и мы с ней не имели почти никакого общения; из нее к нам приходили только по указанию начальства уборщики, нами оплачиваемые. Впрочем, в нашей камере было человек пять — шесть крестьян из Ямбургского уезда, обвинявшихся в каком-то противлении властям»[745]. Имелись в казармах и камеры, предназначенные исключительно для офицеров. Расстрелов в самой тюрьме, как и на Гороховой, не производилось.Дом предварительного заключения на Шпалерной улице также использовался для арестантов с предполагаемыми длительными сроками следствия. Наполняемость его была меньшей, но и это были сотни арестантов. Существуют архивные данные о наполнении тюрьмы в более поздний период. Арестантская вместимость Шпалерной в 1919 г. увеличилась от 260 здоровых и около 20 больных в начале года до 1700 и 150 человек соответственно во второй половине 1919 г[746]
. Если учитывать, что в конце 1918 г. численность арестованных резко уменьшилась, то вторая цифра может служить отправной точкой для установления максимальной численности находившихся здесь арестантов в сентябре 1918 г. На наш взгляд, это максимально 1200–1500 человек.Третьей тюрьмой по наполняемости арестованными органами ЧК были знаменитые Кресты, но численность чекистских фигурантов здесь составляло меньшую цифру: несколько сотен человек. Два других известных места нахождения арестантов — Петропавловская крепость и арестантская баржа, первоначально находившаяся рядом с ней, а затем отбуксированная к Кронштадту. В совокупности они давали тысячу арестантов. Отметим, что именно в Петропавловской крепости проходили расстрелы арестованных, а баржа была впоследствии затоплена вместе с находившимися там заложниками. Из других тюрем использовавшихся Петроградской ЧК можно упомянуть бывшую военную тюрьму на Нижегородской улице на Песках, арестные помещения в Кронштадте, несколько пунктов созданных при вокзалах и т. д.
Весь этот тюремно-арестантский комплекс позволил принять всю массу задержанных осенью 1918 г. При этом творцы репрессивной политики в Петрограде могли позволить себе освободить любого из арестованных, невзирая на звучность фамилии. Так, врачу И. И. Манухину (1882–1958) удалось выручить арестованную семью Рузских из пяти человек (мать, сын и три дочери), освобождения которых обеспечил «хозяин города» Г. Е. Зиновьев в качестве гонорара за участие специалиста в консилиуме относительно состояния своего здоровья (аппендицит)[747]
. И это был не единичный случай в практике врача. Подобные случаи фиксировались и в отношении Е. Д. Стасовой, Г. И. Бокия, В. Яковлевой и т. д.