Красный Треугольник

От нее смрадно разило, просто угнетающе. Но сейчас это было не важно. Убийца, наводящая страх на обитальцев Треугольника, убаюкалась у Тимура на руках. И было это так восхитительно, такое невозможное блаженство он испытал, что если бы предложили выбрать: или вся жизнь, каждая ночь в пьяном сексе, или эти минуты, но быть девственником – Тимур, не раздумывая, согласился бы. Большего, чем сейчас, счастья от общения с женщинами – любимыми, случайными и вовсе по пьянке, он не испытывал никогда. Просто всепоглощающее удовольствие. Ради этого стоило вернуться.

Машка ныряла в безопасный сон, окончательно расслабляясь. И вдруг встрепенулась:

– Надо уходить, Чингиз проверит округу.

– С чего вдруг?

– Тебя должны завести в ловушку. Чингиз поймет, что ты укрылся, и станет искать. – Она тряхнула головой и резво вскочила.

И теперь оказаться беззащитным перед грозным Салахом стало неуютно. Икра съедена, счастье закончилось, мало ли что теперь тигру взбредет в голову. Тимур поднялся.

– За что Чингиз взъелся на меня? Я же выполнил наказ, вызвал Темнеца.

Приведя себя в порядок, Машка распустила махобой:

– Ты колеблешься, можешь уйти. К Темнецу. Этого допустить нельзя.

На всякий случай, чтоб увернуться от внезапного удара, Тимур отодвинулся и сказал:

– Темнец хочет дать всем счастье, а ваш Чингиз только орет, командует да раненых отпускает. Как ты можешь с ним быть?

– Он тебя точно отпустит, – печально проговорила Машка.

Вот ведь: сколько ни корми женщину черной икрой, ответит черной неблагодарностью. И в Треугольнике закон жизни не меняется. Тимур покорно сложил руки:

– Можешь прямо сейчас.

Оживив махобой, Машка направилась к двери:

– Оставайся здесь. Когда я отведу их, уходи как можно дальше, хоть в Глубинные цеха. Только не иди к Темнецу.

– Ну почему? Почему вы его ненавидите?

– Ты все уже знаешь.

Тимур хотел поспорить, убедить, что знает не больше, чем в первый день, но грозный Салах принял неприступный вид. Что тут поделать? Осталось лишь достать трофейный махобой.

– Это вашего Тимура.

Машка мотнула грязными лохмами:

– Незачем… Не уходи к Темнецу, прошу тебя, иначе…

– Что – «иначе»?

– Тебя отпущу я…

Она выпрыгнула на улицу, плотно затворив створку.

Заняв позицию в простенке, Тимур изготовился. Вскоре по улочке пробежал плащ под цвет стен, а за ним другие. Чингиз явно делал обыск.

Высунувшись, Тимур отпрянул – по улице медленно шел Мик, внимательно осматриваясь. Остановился напротив окна мастерской, принюхался, крутанул махобой и двинулся дальше, не оглядываясь.

Словно не заметил нарочно.

8-й до Эры Резины

Дождик накрапывал. По улицам носилось отдаленное эхо тревожных звуков. Словно кого-то мучили и терзали. Пока Тимура тут не было, в Треугольнике на самом деле что-то изменилось. Как будто порвались канаты, поддерживающие Вну`три в равновесии, и теперь, лишенное опоры, оно раскачивается и вот-вот свалится. Раньше звонки опасности бренчали Ночью, теперь не смолкали и днем. Тимур явственно ощущал, как клубится и сгущается вокруг что-то, а потому невольно ускорял шаг, надеясь на везение: все еще он плохо соображал, куда надо двигать. Туда, где, по его расчету, мог ошиваться посланец Темнеца.

Старался двигаться как опытный зверек: прислушивался и часто вертел головой. Но больше рассчитывал на чутье, что помогало когда-то выжить в джунглях спального микрорайона.

За ближайшим поворотом мелькнула чья-то спина. Кажется, лизнец, вот только странный какой-то – тащит длинную палку, вон даже след остался. Черный шарик приготовился к броску. Далеко обойдя угол цеха, Тимур выскочил.

Шагах в двадцати суетилась парочка, неумело тыкая ржавыми прутьями в комок у стенки. Доносилось возбужденное сопение. Подставив спину, жертва мелко подрагивала от каждого тычка. Вдруг измученно охнула, дернулась и уткнулась в босые щиколотки мучителей перепачканным лбом, пустая оправа круглых очков свалилась в грязь.

Мячик саданул лизнецу в основание черепа и повалил сразу. Другой только успел недовольно оглянуться, как получил в переносицу, рухнул на спину избитого и как по горке съехал в пыль.

Размахивая альпийским топориком, Тимур заорал страшно:

– Пошли прочь! Я Тимур Лютый! Всех отпущу!

С трудом очухавшись, лизнецы бросились наутек на четвереньках, сдирая голые колени. Страх пригнул их к земле, не позволив спасать шкурку на двух конечностях. Лишь синими глазенками зыркали: не преследует ли неминуемая гибель?

Тимур был занят. Подобрав изувеченную оправу, помог спасенному подняться:

– Как ты, брат, цел?

Димка-Дохлик натужно закашлялся, сплевывая кровь с песком, торопливо нацепил оптические дырки, словно в них заключалась сила, и вымучил что-то вроде улыбки:

– Спасибо… Все нормально…

Нормально было не все, озверевшие твари успели изрядно отмутузить математика, он нехорошо кашлял, словно легкие его были отбиты. Тимур слышал, как кашляют с отбитыми легкими.

Дохлик привалился к стенке, дыша со свистом:

– Просто чудо… Так вовремя… Думал, уже все, отпустят…

– Почему лизнецы напали днем… Нет, как они вообще посмели напасть? – спросил Тимур, глотая недокипевшую ярость.