Красный Треугольник

Ночь медленно отступала за горизонты завода и дальше – за черту города. Невидимая снизу, крыша цеха Полетов упиралась в соседнюю, выкроив потаенную впадину, лощину, закрытую от ветра и любопытных взглядов. Добравшись до укрытия, Машка повалилась на рыжую жесть.

– Здесь переждем, – сообщила она, тяжело дыша. Благодарность за исцеление ран и спасение на поле боя, видимо, приберегалась на потом.

Тимур предложил Машке свои колени как подушку, но в этот раз гордая девица отказалась.

Среди улиц вспыхнул неясный шум, быстро приближаясь.

– Темнец Великий Чингиза отпустил! – донес Глас и понес весть во все уголки Треугольника.

Как будто не услышав, Машка подобрала ноги и накрылась плащом:

– Отдай махобой.

Тимур не любил спорить с женщиной, а тем более – с раненой.

Тронув гнутые пилы и дернув резиновый шланг, она отшвырнула оружие и затряслась, но слезинки не проронила, Чингиз был оплакан насухо.

Что делать: утешать или ждать, когда отгремит? Как всегда, оборвав истерику нежданно, Машка шмыгнула и хмуро спросила:

– Что показал тебе клей Откровения?

– Подслушала? Как нехорошо…

– Отвечай, пришлец.

– Я не пришлец… Там был тип в форме Проводника.

– Дальше.

– Он отдал свои галоши мне.

Машка присмотрелась, словно проверяя – не врет ли, и поверила:

– Ты должен был сразу сказать.

– Что бы от этого изменилось?

– Стал бы с нами.

– Спасибо, не надо.

– Это почему?

– Да хотя бы потому, что Чингиз глаб отпустил.

Ребром ладони она потерла глазницы и заявила:

– Чингиз их не отпускал.

– Это он Глас пустил…

– Нет. Я бы знала… Ты правда чист от резины?

Наверное, надо было сказать, что это до конца неизвестно: чист или не очень – это большой и темный вопрос, что делать, так получилось. Что было на Башне Вождя? И чего не было? Проводник его знает.

– Я не помню, – сознался Тимур. – Сейчас это так важно?

– Да ведь ты… – Кажется, Машка готова была расколоться, выложить что-то интересное, но, как всегда не вовремя, передумала и спросила: – Почему ты выбрал молник?

– Сама наставляла: бери, что удобно. – ответил Тимур. – Мячик мне понравился. Это тоже плохо?

Машка промолчала и демонстративно отвернулась. Понимай как знаешь.

Свет осеннего утра вползал на крыши Треугольника.

– Ночь ушла! – прокричал Глас и разбежался по неведомым тропам.

Тимур придвинулся ближе к Машке:

– Скажи, ради чего все это? Только честно.

Машка фыркнула:

– Мало тебе? Опять? – И вдруг добавила: – Не время, после.

Может, Тимур поспорил бы и настоял, но люк откинулся, в дырку высунулась голова Кортеса. Противец замер, не зная, что делать.

– Свой, – крикнула Машка.

За Кортесом объявились Батый и Мика. Следы ночных боев разукрасили их щедро, но они были живы и даже не сильно ранены, так, царапины да кровоподтеки. Троица расположилась в некотором отдалении. Повисла тягостная пауза, какая бывает, когда никто не знает, как должно вести себя в присутствии постороннего, что говорить, а что держать в секрете.

Тимур кинул рюкзачок:

– Еда и лекарства.

Противцы молча переглянулись и неторопливо, чтобы чужак не подумал, что голодны или мучаются от ран, принялись за щедрый дар. Машка есть отказалась, завернувшись в плащ, смотрела, как светает.

Дул ледяной ветер, собиралось ненастье. Это хорошо, значит, будет вода.

Тимур что-то вспомнил, зашарил по карманам кожанки, но нужное никак не попадалось. Проверяя аккуратней, он уколол палец и вынул железный треугольничек, залитый красной эмалью. Машка вытаращила глаза:

– Откуда у тебя это?

– Чингиз тебе передал, забирай.

Она резко отмахнулась:

– Я не возьму.

– Почему?

Оторвавшись от запайки колбасы, Кортес сообщил со значением:

– Это знак лейтенанта Красной армии.

Тимур повертел вещицу, эмаль светилась изнутри багряным цветом:

– Чингиз был наш командир, это его знак. Раз он попал к тебе, значит, теперь – ты командир, – добавила Батый, заклеивая щеку пластырем.

– Да уж чего ты, в самом деле, бери, и все! – вставил Мика с набитым ртом.

Тимур размахнулся, чтобы выкинуть знак, но Машка вцепилась, зажав его кулак ладонями, и быстро зашептала:

– Не делай этого, Тема…

Три пары глаз уставились на него, перестав жевать и зализывать раны. Побитая, но не сдавшаяся армия ждала.

Тимур опустил красный треугольник в ладонь Машки и сжал ее холодными пальцами:

– Я не тот, кто вам нужен.

– Нет, ты – тот! Чингиз в это верил! – В Машке зажглась остервенелая вера.

– Я не хочу… Я не хочу воевать с Темнецом.

– Ты должен!

– Ничего я не должен. Ваш вождь ненавидел Темнеца потому, что тот был его проводником и выжил. Чингиз заразил этой ненавистью вас. Но я тут ни при чем.

– Ты не знаешь…

– Дар великой Резины делает счастливым, я это видел. Может поначалу противно, и надо заплатить удовольствиями, но зато какие перспективы…

– Придурок! Ты ничего не знаешь! Темнец – это страшное зло! – Машка орала бытовой истеричкой.

Тимур сдержался на последнем пределе:

– Вы взяли всех за горло потому, что таскаете сюда жратву из Далёка, убиваете несчастных проводников и своих же товарищей. Это как называется? Может быть, добро? Да ты и твой братец – вот самое большое зло. Новые варвары избавят Треугольник от вашего ига. Они дадут свободу и счастье.