Красный цветок

Сестры восхитились талантом преступниц, оказавшимися способными провести ритуал высокого уровня сложности, но их восхищение не смягчило наказания. Меня без права помилования отправили поразмыслить над плохим поведением.

Я поразмыслила. Прониклась глубиной морального падения. Покаялась, как предписано уставом. И затаилась на целую неделю.

Целую неделю все в Храме происходило, «как надо» и «как положено». Воспитанницы были чистыми ангелами.

Но хорошее не может длиться вечно.

Весна клонилась к исходу. Дикие яблони и вишни благоухали так сладко-опьяняюще. Зелень за высокими заговоренными стенами вдохновляла на подвиги.

А ещё снились сны. В них звучал Зов – голос, неведомо куда влекущий. Настойчивый, мягкий. Колдовской.

Словом, мы сбежали. Просто вырвались из заточения как три обезумевших от счастья маленьких духа.

День выдался солнечный и ясный. Лес казался юным, приветливым и веселым.

– Слышишь духов? – мечтательно щурясь, кружилась одна из моих приятельниц, мечтательница Мари.

Она тянулась руками к первоцветам, срывала их и подбрасывала оборванные лепестки в воздух. Ей казалось ужасно романтичным.

– Одиффэ, ты видишь их?

Я не видела. И врать не хотела.

– Но ведь ты ведьма! – возмущалась Мари. – Ведьмы должны видеть духов!

– Не знаю, что там кому ведьмы задолжали, но я вижу то же, что и ты: дорогу, лес и синее небо.

Не прошли мы и пол лиги, как встретили крестьянина, направляющегося по торговым делам в город. Мужик с ленцой нахлестывал каурую лошадку, неторопливо трусившую по узкой дорожке.

– Здорово, – поприветствовал он нас.

Девчонки испуганно притихли, бросая на меня выразительные взгляды.

Так случилось, что в нашей троице роль Верховной Жрицы досталась мне. Естественно, ну я же – ведьма. Впрочем, роль я исполняла с превеликим удовольствием, открыв для себя, что, оказывается, обожаю командовать.

– Здорово, добрый человек, коль в самом деле добр, – отозвалась я, выходя вперёд. – Далече путь держишь?

– Да, таки, в город.

Мужик ухмыльнулся в густые, пшеничного цвета, усы.

– Ярмарка там, чай. А вы не туды ль же торопитесь, а? Дело-то молодое, ясно. К милому дружку, чай, а? Подвезти что ль?

– Подвези, коли добр. Но учти, платить мы тебе не станем, – предупредила я. – Нечем.

– Да что вы? – отмахнулся мужик. – Я о том речи не веду. Забирайтесь-ка в повозку, чего стоять? Тама вона в кульке и ядра есть, погрызите, коль зубы спортить не пужаетесь.

Мы упрашивать себя долго не заставили. Попрыгали за деревянные бортики тряской крестьянкой тарантаски, запустили каждая по пятерне в указанные мужиком кульки. Словом, разместились со всем доступным по местным меркам комфортом.

Ядра оказались хорошо прожаренными, вкусными.

Мужик легонько тронул лошаденку вожжами, и та потрусила вперед.

– Вы откель? От Сестер из Храма, чай?

– Догадливый, – фыркнула Айриэт.

– Магички-то среди вас есть?

– А то? – снова отозвалась Айриэт.

– Это хорошо, – удовлетворенно кивнул мужик. – Хорошо. О лесах-то здешних какая дурная слава ходит? А посмотреть на него сейчас, на родимого, весь ведь из света сделан. Из чистого Света! А стоит только чуть засумеречничать, такое выползает, спаси Ие*хи*Аль, Богиня Пресветлая и Благая! Спаси и помоги остаться в здравом разуме!

– А что выползает? – спросила Айриэт. – Мертвяки? Так это же банально.

– Банально, говоришь?

Крестьянин недобро покосился и сплюнул.

– А ты их видала? Мертвяков – то? Банальных?.

– Нет, – покачала темной макушкой подружка.

– То-то и оно, что нет.

– А вы, добрый человек? Вы видели?

Мариллисса обожала страшные истории.

– Видел, провалиться мне в Бездну к Слепому Ткачу! Как вот тебя сейчас вижу – видел. Двуликие прокляни на века, коли вру!

Мужик правой рукой истово очертил у себя перед носом размашистый круг. Чуть в ухо Айриэт не заехал. Та едва успела уклониться.

– А дело, значится, так было. Еду я, значится, из города. Частенько я по этой дороге туда и сюда-то катаюсь, и всегда без приключений складывалось. А тем днем все шиворот на выворот шло. Вот, ну всё! Я вона ещё и из-за ворот-то не выехал, а жинка – то моя, Оська, заголосила. Оно, вишь, молоко в крынке возьми, да и скисни…

– И что? – с неподдельным интересом спросила я, не умея в толк взять, какое отношение скисшие молоко имеет к будущей встрече с мертвецами, о которых, вроде как, должен пойти рассказ.

– Как это – что? – искренне возмутился мужик моей малограмотностью. – Оно ведь и неразумному мальцу понятно: коли молоко в крынке скисает, это значится, за порогом либо ведьма прошла, либо ещё нечисть какая. Уж удачи не жди – не будет!

– А, – протянула я, несколько озадаченная.

– Ну, так, скока Оська не голоси, и хоть сердце у самого не на месте, а ехать, значится, надо. Запряг я, значится, мою каурку вислоухую, жинке наказал, что б, ежели что, не баловала, хозяйство вела исправно и себя блюла честно.

– До вашего приезда, что ль, не баловала-то? – Айриэт, бедняжка, аж покраснела, от мужественной попытки не расхохотаться. – Горячая, знать, у тебя жинка. Ты пореже её оставляй.

Крестьянин поглядел на нас, прыскающих в кулаки, с укоризной: