Красный туман

   Дору редко чего по-настоящему боялся, но всегда опасался того, чего не понимал. Увиденное наталкивало на нехорошие мысли. Кто за кем пришел? Кто для кого охотился? И было ли все произошедшее неслучайно?

   "Самое время сделать перерыв и обмозговать все картинки", - скомандовал себе наемник.

   Но как выпустить парочку из виду?

   Дору окончательно уверился, что в ближайшее время архата не собирается покидать город. Они разжились деньгами - громила очень умно разжился содержимым разбойничьих карманов. И, скорее всего, успел прихватить что-то у арканиста. По самым скромным расчетам, им хватило бы на корабль до Арны. Но архата все равно не спешила покупать место на корабле. Перспектива же бродить за ними по городу, шла вразрез с его только-то заново придуманными планами.

   Но Создатели вперед него разгадали эту загадку. Пока Дору только прикидывал, как лучше поступить, в подворотню хлынуло отрепье. Зловонное, галдящее на все голоса и грязное, будто старая выгребная яма. Дору доводилось побывать во всяких переделках и запах не мог сбить его с толку - как науськанный служебный пес он следовал за беглецами, держа взгляд на спине беспамятка.

   -- Куда прешь, выродок! - крепким перегаром заорал матерый голос.

   Дору, насколько было возможно в толчее, отступил, пропуская стражника вперед. Тот же не спешил идти, а уставил на Дору выпученными до красноты глазами.

   -- Ты мне сапоги оттоптал, дерьма кусок! - громыхал он, распаляясь от собственного задора.

   "Угораздило же наступить на копыто некастрированному борову".

   Наемник низко, пока не хрустнула спина, поклонился. На голову и плечи тот час посыпались тычки локтями. Дору даже не пытался им противиться, принимал все и лебезил слова прощения. Нет ничего гаже добровольного самоуничижения, особенно, когда под хламидой, в близкой доступности спрятан острый, как язык гиштанки, кинжал. Ткнуть бы ним в один из глаз, да провернуть, чтобы боров захлебнулся в собственной блевотине.

   -- У, падаль сраная! - Стражник смазал ему по лицу.

   Дору притворился, что падает, ускользнув от удара ровно настолько, чтобы здоровяк оказался позади, и славировал влево. В его деле осторожнее всего следует быть со стражниками: при всей своей тупости, они достаточно вымуштрованы, чтобы поволочь в темницу всякого кривоглянушего на риилморские регалии беспризорника.

   Дору потребовалось мгновение, чтобы обшарить толпу взглядом. И мгновение, чтобы понять - Фантом и архата исчезли. Не поддаваясь злости, наемник прошел вперед, теперь уже стараясь держаться подальше от городских охранителей. До конца переулка в такой толчее топать минут пять, беглецы не могли сделать такой рывок.

   Дору доковылял до стены, бесцеремонно оттеснил двух попрошаек: оба были настолько тощими и голодными, что переполох беспокоил их не больше, чем ветер беспокоит гранитную скалу. Куда же они могли деться? Не под землю же провалились, в самом деле? И как он мог так опростоволоситься?! Досада занозой воткнулась в гордость.

   Вероятнее всего, дуралеям насказано повезло натолкнуться на скрытый проход. Уж здсь-то, в Нижнем Нешере, их предостаточно. Дору по силам отыскать его, но только не в толчее и не тогда, когда в спину таращиться боров и парочка его товарищей. Что ему далось? Наемник знал, что ничем не выдал себя и то, что стражники наткнулись на него - не что иное, как злое провидение. Лучше не подпускать их достаточно близко.

   Марашанец прижался к стене, буквально стал ее частью, и стараясь держаться на полусогнутых, заторопился к концу улицы. Он нарочно горбился и даже прихрамывал, стараясь при этом сохранить темп. Какая холера заставила остолопов в портупее с гербами обратить на него внимание - не известно. Но на всякий случай лучше пусть запомнят его хромым коротышкой-горбуном.

   Оказавшись за пределами квартала, Дору скинул с себя тряпье и со всех ног бросился налево, к нагромождению хибар, наползающих друг на друга будто в яростной каменной оргии. Добежав до ближайшего закоулка, нырнул в него и снова припустил. Два следующих поворота он пропустил, но вскочил в третий и остановился, стараясь задать ритм сбивчивому дыханию. Прислушался. Ни лязга мечей об железные нашлепки на броне, ни топота ног. Тишина, нарушаемая невыразительным гулом зевак.

   Прямо на него смотрела вывеска: "Полтора сапога", под которой трясся от холода босой и простоволосы старик, единственным богатством которого была его никчемная жизнь. Дору прошествовал мимо, в напускной важности стуча каблуками сапог, и отворил дверь. С порога видать - славное местечко. Полторы калеки, как говорится, и две шлюхи, одна их которых как раз вытирала рот о подол юбки.

   Никто не поднял взгляд на нового посетителя, даже хозяин - откормленный чуть более, чем попрошайка по ту сторону двери.

   Марашанец занял место за столом пьяного вдрызг разнорабочего. Минут десять спустя к столу приковыляла замызганная бабища с отвислыми чуть не до пупа сиськами.

   -- Кто платить будет? - жуя тлеющую папиросу, промямлила она. Что не заметила, что пришли врозь - это хорошо.