Красный вереск

— А это не важно, — безразлично ответила Смерть. — Если сын Дажьбога не раб в душе, он пойдёт этим путём. Обязательно пойдёт со мной. На боевого коня не надеть ярмо. Сокол — не щегол. А славянин — не овца из стада паственного. Ну а кто раб — тот хоть ежеутренне Дажьбогу молись, заберут его те хари себе на потребу.

— А злые люди? — Олегу внезапно стало интересно, и он удивился тому, что может испытывать человеческие чувства. — Храбрые, но злые? С ними как?

— Для них своё испытание — впереди, — ответила Морана.

— А ты совсем не злая, — вырвалось у Олега.

— Зачем мне быть злой? — вроде бы удивилась Белая Девка. — На кого? Я не злая и не добрая. Я НИКАКАЯ, мальчик… Вот мы и пришли. Дальше сам.

Олег взглянул вперёд — и у него захватило дух. Неподалёку, прорезая туман, прямо вверх полого уходило радужное семицветье, живо напомнившее Дорогу. Только это была настоящая радуга — радужный мост в небо.

— Значит, это правда… — прошептал Олег неверяще. — Мост… и вир-рай за ним. Правда… Морана, куда я вернусь?! В племя Рысей — или как-то на Землю? Скажи?!

— Не знаю, — покачала головой Смерть. — Это не моя власть. Моё дело — сюда довести… и поцеловать. Но и целовать тебя я не стану.

— Почему? — растерянно и даже обиженно спросил Олег.

— У волхвов свои дороги, — ответила Морана и, повернувшись, пошла в туман. Небыстро — но Олег не успел и глазом моргнуть, как её уже скрыла неподвижная голубизна.

Молча стоял Олег у радуги. Он пытался представить себе, что будет там, дальше, но не получалось. Может быть, родится ребёнок от него у Бранки? Или… или второй сын — у мамы на Земле? Он, наверное, потеряет себя, и только, может быть, где-нибудь во сне тому мальчишке привидится его, Олега, жизнь… Жаль немного, конечно. Интересно, чьи сны видел иногда Олег? Не деда, ведь дед был ещё жив, когда он, Олег, родился…

Мост звал и манил. Но Олегу было не по себе. А что, если… если сейчас радуга подломится под ним — и к Кощею? Вот оно — испытание для отважных, но злых и жестоких. А он, Олег, он — какой? Он убивал и безоружных, и беззащитных… И не оправдаться здесь земными словами. Остаётся одно — идти, и пусть будет, как будет.

Холодный мокрый нос ткнулся в ногу, и мальчишка, вздрогнув, увидел большого чёрного пса с умными глазами и вывешенным весёлым языком. Пёс потёрся лохматым боком о бедро (ну и здоров!!!) и подставил спину. Снова посмотрел и, мотая хвостом, подался вперёд: не робей, хозяин!

Олег положил руку на тёплую шерсть, набрал воздуху в грудь и сделал первый шаг, теперь уже уверенный — перейдёт. Сварожичи принимают его, как своего, вот знак — Собака, верный помощник тех, кто, сражаясь со злом, невольно замарал и себя тоже…

…Исчезла тёплая шерсть. Исчез и мост-радуга. Олег стоял вновь на утоптанной тропинке, а перед ним высились два великана.

Олег узнал их — величественно-хмурых, могучих и суровых. И, как полагается славянину, выпрямился в рост, готовый держать ответ, глядя в глаза старшим братьям, а не в затоптанный пол.

— Ты клялся брату моему в моей кузне? — голосом гулким, как гром, спросил серебряноволосый, золотобородый великан, опиравшийся на украшенный перуникой тупик. Глаза великана были неистовой синевы.

— Я, Перун Сварожич, — твёрдо ответил Олег.

— Ты Дорогу братьям нашим нашёл? — спросил второй — золотоволосый витязь-воин — в броне, с закинутым за спину круглым щитом.

— Я Дажьбог Сварожич, — кивнул Олег.

— Берём его, брат, — пророкотал Перун, — да и пускай обратно идёт. Такими земля не скудеть, а полниться должна!

— Погоди, брат, — витязь поднял руку, сверкнувшую кольчужные пленением. — Видится мне — не время его брать. Недаром мост загудел, недаром Морана его целовать остереглась. А скажи, брат, — Олег понял, что это назвали его, и выпрямился ещё больше, — много ли дел недоделанных ТАМ оставил?

— Много, — согласился Олег. — Очень много.

— И не в одном мире, — улыбнулся Дажьбог. — Вот и девицу вижу, и друга, с которым разлаялся, да и не помирился, и родителей, что ждать не устали ещё… Нет, Вольг Марыч, рано тебе в вир-рай идти. Да и человек ты теперь не простой. Такие ТАМ нужнее.

— Ну и добро, — согласился Перун и тоже усмехнулся — А хорош! Хорош воин! Молод только… Так как, брат?

— Ступай, — сказал Дажьбог — и что-то нестерпимо полыхнуло у Олега перед глазами…

* * *

Всё кончилось утром. Самое нелепое, что утро было обычней обычного — снова падал снег, дул ветер… и обнаружилось, что врагов нет. Просто — нет, и на том всё. Кончено. Только вдали чернели на свежих вырубках заносимые снегом кучи лагерного хлама.

Данаваны переломились. Никто не знал, на сколько — до следующего лета, или на много лет. Но переломились. Ушли.

Защитники долго не верили, что это произошло. Нет, все ждали этого, все знали, что это должно служиться. Но вот произошло — и трудно было поверить.

А когда поверили — не очень удивились.

И не очень обрадовались.