Красный вереск

Олег прерывисто вздохнул, опустил, склоняясь, голову на колени к Бранке, и её пальцы принялись ерошить волосы мальчишки, подрезанные, но всё равно длинные:

— А тут седина немного, — Бранка легко коснулась висков. Олег промолчал, ему не хотелось ничего говорить. И Бранка повторила: — Не сей час, не сей день — и добро. Хоть и вздох, да наш с тобой, мой да твой, любый мой…

…Они лежали под одеялами лицом к лицу, молча, только по временам касаясь губами лиц друг друга, и морозный лес слушал внимательно и сумрачно тихий шёпот:

— Никто мне не нужен, только ты, — шептал Олег, — никто, никто… как же мне быть, Бранка, как…

— И мне не быть без тебя, не быть… — эхом откликалась Бранка.

Потом они уснули, утомлённые и счастливые хотя бы на час. А вокруг медленно тлеющего костра стонал от мороза лес. Бесшумно стонал — под искристыми крупными звёздами, под Оком Ночи — умерший до весны горный зимний лес….

…Олег проснулся до рассвета, потому что начал тухнуть костёр, а Бранка завозилась позже — почувствовала, как проснулся Олег. В рассеянное сумраке она улыбнулась сонно, по тянулась под одеялами всем телом и спросила:

— Утро уж… Холодно, й-ой… Где тут рухлядь наша?

— Я её под бок запихал, — Олег нашарил ногой сбившуюся туда одежду. — Хорошо, что на снег не вытолкнули — радости было бы одевать… Встаём, в городе может уже ищут…

— Погоди, — попросила Бранка и приподнялись на локте. — Я сказать хочу. Я помню — привезли тебя в город мёртвого. Холодного и серого, что камень, а губы — приоткрыты так и синие совсем…

— Бранка… — коснулся её Олег, но она отстранилась:

— Я те губы тронула — а дыхания нет. Думалось мне — ушёл ты. И так то было, что солнышко среди бела дня на ясном небе углём жухлым почернело для меня. Думалось — уйдёшь, и я жить не стану.

— Бранка… — снова попросил Олег, но девчонка положила пальцы на его губы:

— Дай скажу… Долго я думала. Не можешь ты не уйти. А мне выше сил — тебя терять другой раз. С тобой я пойду, любый мой. Как там ни есть на твоей Земле, кем мне там ни быть — с тобой мне дорожка. Вольг…

…С ближайших деревьев осыпался волнами снег от ликующего мальчишеского крика.

Интерлюдия: «Костёр на снегу»

В краю, где пурга свистит,
Где ветер и снег,
Вдруг может на полпути
Уставь человек.

Начнёт отступать, начнёт

ругать пургу,
Но друг разведёт
Костёр на снегу.

Кто ночь раздвигал плечом

У скал Ангары,
Тот знает, они почём,
Такие костры.

Утихнет пурга, и жизнь

придёт в тайгу,
И друга спасёт
Костёр на снегу.

Сейчас за окном цветы,

И в мире тепло…
Но если заметишь ты,
Что мне тяжело.

Что я отступить могу,

упасть могу —
Ты мне разведи
Костёр на снегу.

Пускай не трещат дрова

В ладонях огня —
Скажи мне, что я права,
Что ты — за меня.

И будет назло беде

плясать в кругу
Костёр на снегу.
Костёр на снегу…[42]

* * *

Из учебной горницы доносился голос одного из бойров, рассказывавшего о Начале Беды. Звучал только он один — младшие ребята сидели молча, притихнув, и Йерикка представил себе их внимательные глаза и приоткрывшиеся рты. Он сам в их возрасте учился в другой школе, но то время вспоминать не хотелось.

Вытянув ноги под стол, он вздохнул и отключился от посторонних шумов, перебирая листки бумаги с записями порядка ухода. «Графики эвакуации, — подумал он. — Такое уже было когда-то, но в те времена уходящим не могли помешать данваны, а сейчас любой день, любая маленькая ошибка могут стать для них сигналом, указанием… И тогда они не пожалеют сил — просто уничтожат все горы… Так… Племя Рыси: травень…»

Он оторвался от бумаг и огляделся. Всего через два месяца?! Так скоро?! Уйти — и не будет больше ничего этого, только в снах увидится кремль и город, и яблони, оберегаемые каменными откосами от суровых зим…