— Мёртвый ты был, Вольг. Я было попробовал тебя вытащить, да ты уж, наверное, до самого вир-рая добраться успел, я тебя только и смог — не отпустить совсем. А бабуля тебя за двое суток на этот свет перебросила. Не иначе, как у неё в юности Числобог бывал да и передал знания. Она ведь и пули из тебя без ножа вынула!
— Так я двое суток здесь?! — изумился Олег.
— А сколько же? — Иерикка улёгся на сено. — Й-ой, хорошо… Мы тебя навещали всё это время… по-тихому, конечно, мы тут, в лесу, стоим, недалеко.
— Уходите ведь? — тоскливо спросил Олег. — Бросаете, как Богдана? Йерикка, глядя на крышу, кивнул:
— На Тёмное… Ты не рвись, мы пришлём за тобой.
— Странно оставаться, — признался Олег. — Пушки мои где?
— Ты что, правда боишься?
— Боюсь, — вздохнул Олег. — Знаешь, как страшно, когда… вот такой, шевельнуться не можешь…
— Мы же никого с тобой оставить… — начал Йерикка виновато, но Олег его перебил:
— Ладно, это я немного расклеился. Всё будет о'кей. Это на продвинутом международном языке Земли — на американском — значит: хорошо.
— Послушай, Вольг, — Йерикка повернулся на бок, устроил локоть в проминающемся сене, — а о чём ты думал, когда, рванул под огнём через огороды? Только по-честному: о чём? Ведь ты… на смерть побежал!
— О разной фигне, — честно сказал Олег. — А что убьют — я и не подумал. Только когда упал… Понимаешь, лежу, небо красное, а на листке жук сидит. И жрёт этот листок, сволочь! — Олег хрюкнул. Потом задумался и добавил: — Просто офигеть, до чего эта дура старая равнодушна к лучшему из своих творений!
— Ты о природе? — догадался Йерикка.
— О ней, — неохотно ответил Олег. Ему снова захотелось спать. — Никому мы не нужны, кроме самих себя. Я это понял, когда дед умер…
— Да и самим себе, похоже, не очень, — Йерикка сел. — После этого боя посмотрел я… лежат две сотни наших молодых парней. Славян, как ты, как я. В хряпу! — он рубанул воздух рукой: — В месиво нарублены… месиво со свинцом. А мне не противно, не страшно —
— Почему, Эрик? — тихо спросил Олег.
— Да потому, что они ничего не хотят, — ответил Йерикка, — ничего, они всегда довольны своей жизнью. А человек всегда недоволен… а как жизнь менять? Наверное — только так… и знаешь, что самое поразительное? — Йерикка сцепил руки на поднятом колене. — Всей этой стрельбой действительно МОЖНО изменить мир к лучшему. Высокая идея — суть не
— А данваны? — спросил. Олег.
— Они как раз не хотят ничего менять, — покачал головой Йерикка.
— Знаешь, чего мне хочется? — Олег осторожно пошевелился, ложась удобнее. — Если мы победим — чтобы ты побывал на Земле. Там есть одна такая забегаловка… Я влезу в кроссовки, в тишотку…
— А вдруг это будет зимой? — спросил Йерикка.
— Что? — изумился Олег.
— Ну, вдруг мы победим зимой?
— Да ну тебя! — засмеялся Олег и прикусил губу: — О-оххх…
— Болит?! — забеспокоился Йерикка. Олег улыбнулся:
— Нет… Так, побаливает немного… — он зевнул. — Спать охота… Послушай, Эрик, я тебя попрошу… — он смутился и умолк.
— Ладно, — кивнул тот, привалясь к стене сеновала.
— Что? — удивился Олег.
— Ладно, посижу, пока не задрыхнешь.
— Я же ни словечка…
— Считай, что я прочёл твои мысли. Спи, Вольг. Пушки твои я тут, рядом оставлю. Спи.
Закрыв глаза, Олег уснул почти сразу. Он только услышал ещё, как Йерикка насвистывает грустную песенку.
На сеновале мальчишка отлёживался ещё двое суток. На Земле такие ранения уложили бы его в постель на месяц, и это считали бы хорошим сроком. Но тут получалось по-другому.
Баба Стеша оказалась до невероятности криклива и ворчлива, но она отлично кормила Олега и лечила непонятными и действенными методами. Однако и она пришла в лёгкое изумление, когда утром третьего дня обнаружила мальчишку у дверей сеновала: всё ещё морщась, он колол дрова.
Баба Стеша вытянула Олега полотенцем по спине и погнала обратно на сеновал, поливая бранью за то, что он вылез наружу. А запихав мальчишку в укрытие, она остановилась в дверях, убрав руки под передник, изумлённо покачала головой:
— Ой народ горцы! Из стали откованы… Тебе бы лежать, малый, слышишь?
— Слышу, — отозвался Олег. — Я себя нормально чувствую!
— Про то и говорю… — непонятно ответила старуха. — Ой, народ… Бог-то, кажись, за вас.
— Говорят: бог-то бог, да и сам не будь плох! — откликнулся: сверху Олег. Баба Стеша фыркнула, как молодая, и ушла в дом.
Лёжа на пахучем сене с руками, заложенными за голову, Олег лениво размышлял «за жизнь». В щели под стрехой пробивались широкие лучи солнечного света. «Погода — как по заказу, — весело отметил Олег, — ребятам сейчас хорошо. Да и мне будет неплохо их догонять. Завтра и уйду…».