— Думай, он не убьёт нас сразу, а там что-нибудь придумаем. Знаешь, я терпеть не могу пресных блюд.
— Ты же не любишь воевать? — подколол Олег.
— Не люблю, — подтвердил Йерикка. — Но вот острые ощущения, грешен, не разучился любить даже после всего, что было. Помнишь, я тебе читал этого, как его… Макар… Макаровича, что ли?
— Макаревича? — переспросил Олег. — Помню, а что?
— А то, что я у него и такие строчки помню:
Слегка удивлённо Олег смотрел на своего друга.
— Похоже, у тебя второе дыхание открылось, — заметил он. — Теперь ты веришь, что мы сможем победить?
— Многие люди оказались лучше, чем я о них думал, — загадочно отозвался Йерикка. Олег засмеялся и хлопнул его по плечу:
— Идём… — и, помявшись, попросил: — А ты не почитаешь ещё стихи? Просто любые?
Йерикка посмотрел понимающе. Кивнул. Подумал несколько секунд…
— Это написал ты, — убеждённо сказал Олег. Но Йерикка грустно улыбнулся:
— Не у одного меня был друг, который родился на Земле, Вольг.
Йерикка не промахнулся. Да, Панково было выжжено умело и беспощадно. И всё-таки среди развалин и пожарищ виднелись два или три целых дома. Возле одного у коновязи стояли кони — хангарские кони.
— Видишь? — шёпот Йерикки защекотал Олегу ухо. — Меня не обманули. И эти выжлоки, конечно, самогон пьянствуют и бесчинства нарушают, — Олег хихикнул, покосился не Йерикку и мигнул — глаза у того были весёлые и сумасшедшие. — Тут я и отыщу гонца к Чубатову. Ну, Вольг, подумай ещё раз.
— О чём? — удивился Олег. Йерикка хлопнул его по плечу.
Похоже, хангары и впрямь гуляли. Снаружи никого не было, а в доме шумели, смеялись и выли песни. Олег пересчитал коней — восемь. «По четверо на каждого», — подумал мальчишка, ощущая не волнение — а азарт.
Они дошли уже практически до дома, когда дверь покосившейся будки на огороде (тут не было тёплых туалетов, как в горских домах) распахнулась и из неё, грозно гремя металлом и затягивая ремень штанов, появился хангар. Постоял и зашагал к дому — точнее, его понесло в наклонном состоянии. Осталось неизвестным, был ли это один из собутыльников или всё-таки часовой, потому что Йерикка совершенно спокойно выждал, когда тот, начисто не желая замечать ребят (или приняв их за свой пьяный бред?), приблизился — а потом нанёс хангару удар кулаком в подбородок.
Голова наёмника дёрнулась, как шарик на верёвочке, послышался отчётливый мокрый треск — и хангар грохнулся наземь. Йерикка переломил ему позвоночник, как сухую веточку.
— Пошли, — позвал рыжий горец, гостеприимным пинком распахивая двери в горницу. Олег шагнул следом, и сразу — чуть в сторону, держа взведённый наган в левой руке.
Внутри пахло блевотиной, самогоном, хангарами и травкой. Йерикка не стал орать или вообще как-то привлекать внимание. В большой комнате стояло несколько столов — очевидно, стащенных сюда со всей веси. За ними, потребляя огненную воду под закусь, сидели семеро козлов, и Йерикка преспокойно опустился за крайний стол, указав Олегу место рядом с собой. Тот сел, но верхом на лавку, поставив на доски столешницы кулак с револьвером. Стол тоже был заблеван, и Олег вдруг ощутил гнев — в любом славянском доме даже стукнуть по столу, с которого ешь, кулаком, считалось оскорблением не только дому, но и богам, и всей Верье!
До хангаров стало доходить, что их компания увеличилась разом на двух незнакомых парней возмутительно славянской наружности. Все уставились на гостей, а двое — потрезвей или наоборот — потянулись за автоматическими винтовками.