— Да ничего. Только знаешь, Вольг… больше не пей. Я понимаю, если выпить, то становится легче… но это только кажется, поверь мне.
Олегу вспомнилась ярмарка и слова, старого князя, потерявшего своё княжество — что выпивка ничего не облегчает, а её ничто не оправдывает.
— Я больше не буду, — совершенно по-детски повинился Олег. — Да мне и не понравилось… А ты пил крепкое вино?
Слышно было, как Йерикка тихо рассмеялся:
— То, что ты налил в баклажку, не вино, а хлебная самогонка… Мне тринадцать было, когда я напился до свинского визга. На ярмарке. Дед выпорол меня плетью, когда я проспался, только я почти не ощутил — мне и без того казалось, что в череп забивают клин, а во рту ощенилась любимая сука…
Теперь уже и Олег хихикнул. Он ощутил, что рядом вздрагивает плечо друга… и не сразу понял, что тот не смеётся, а плачет. Поняв это, он жутко перепугался и повернулся, едва не разбудив Холода — старался различить лицо Йерикки:
— Ты… ты что?! Тебе плохо?!
— Хочешь сказать, что тебе хорошо? — прерывисто спросил Йерикка. — Я знаю, это глупость… это слабость… Завтра я опять буду сильным. Но сейчас никто не видит, а ты — ты не расскажешь… Это так трудно — быть сильным всё время. Я тебе никогда не говорил, а ведь у меня есть девчонка. Она сестра Вийдана из Орлов. Того, погибшего.
— Из племени кровников? — глупо спросил Олег. Йерикка вздохнул:
— Представь, что Бранка — тоже. Это остановило бы тебя?
— Нет, — честно ответил Олег, мысленно поблагодарив богов, что Бранка — своя. — Но как же вы?..
— Никто ничего не знал. Видишь, я даже тебе не говорил… Мы встретились на той самой ярмарке, где я напился, и дальше встречались тайно. Боюсь, что она узнает, я погиб — и уйдёт тоже…
«А ведь и Бранка!..» — обожгла Олега мысль, но он задавил её и вслушался в быстрый шёпот Йерикки:
— Если ты любишь Бранку, то поймёшь, как это страшно — знать, что скоро ничего не будет и любить ты уже не сможешь, понимаешь —
— Я не думал об этом, — сказал Олег, и его вновь пронизал, страх. — И не хочу. Не хватало сойти с ума…
— Я уже успокоился, — Йерикка вздохнул: — Дурацкая слабость… Знаешь, — он приподнялся на локте, натянув плащи, — а мне сегодня шестнадцать лет.
— А?!. — только и смог спросить Олег.
— Не до этого было, забыл, — ответил Йерикка.
— Ну… поздравляю, — неловко объявил Олег. — Подарок за мной.
— А как же, — согласился Йерикка, — в живот ранят — добъёшь… Обидно всё-таки.
Олег отодвинул с лица перевесившиеся через повязку волосы. Непонятно усмехнувшись, оттянул её: — Пригодилась, видишь.
— Она тебя любит, — убеждённо оказал Йерикка.
— Теперь-то… — горло Олега сжалось, он переглотнул и добавил: — Только хуже. Гоймиру будет легче умирать, чем мне.
— Наверное, — согласился Йерикка. — Только это страшно — умирать с пустой душой… Ничего, что я болтаю? Ты, может, спать хочешь?
— Нет, пусть…
— Понимаешь, — извиняющимся тоном объяснил Йерикка, — если я остановлюсь, то начну думать, а это опасно, можно додуматься до самых разных вещей…
— А я всё-таки думаю, — признался Олег. — Если меня не будет… я бы хотел, чтобы… ну… чтобы у Бранки родился сын. Раньше я думал, что это чушь. Да и лет мне… А сейчас мне хочется, чтобы был… Как ты думаешь, вот по Верье… я же не ваш… но всё-таки… может так случиться, что моя душа, или как там у вас — в него?
Йерикка, серьёзно притихший было, вдруг приглушённо засмеялся и, задыхаясь от этого сдерживаемого смеха, навалился на Олега и начал тузить его под рёбра, приговаривая:
— Ах ты… ах, сопляк нахальный!.. У него вон какие мысли!.. Он вон о чём думает!..
Олег отпихивался, почти рассердившись сперва, но потом и его разобрал смех:
— Сам-то… То-то слышно, в весях жалуются, что девки рыжих в подоле приносят, а он мне тут о своей большой и светлой любви рассказывает! Или на деда позавидовал? Позавидовал, да?!
Проснувшийся Холод вызверился:
— Да будет на вас угомон?! Кой кулачный бой в ночь-полночь?! По смерть выспаться не дают!
— Отоспишься! — завопил Олег, но Йерикка придержал его:
— Спим, спим уже.
— Спим, — передразнил Холод. — Теперь-то…
— Я Морока видел, — вспомнил Олег, — с ним всё в порядке.
— И то добро, — Холод зевнул, утопив в этом зевке ещё какие-то слова.
Они снова устроилась с головами под плащами, пошуршали уже примятым вереском и, успокоившись, начали в самом деле засыпать…
…Облачность к утру сгустилась, и пролился короткий холодный дождь. За позициями горных стрелков начали разворачиваться прибывшие наконец-то орудия. Невыспавшиеся и злые артиллеристы на чём свет стоит кляли погоду, начальство, врага, службу, самих себя, как это часто делают люди на войне.
Холод поднялся первым. Это было вызвано просто-напросто непреодолимой необходимостью чисто физиологического свойства. Делать свои дела он начал в сторону врага….