— Рван, займись вельботом, Святомир — палатками, Вольг — снимай приделы.
Сам Йерикка, открывая затворы орудий, заталкивал туда обтянутые плёнкой заряды пластита и выводил наружу детонационные шнуры. Олег прикладом «калаша» калечил прицелы — благо, их, как и всякую тонкую технику, легко было вывести из строя.
Артиллеристы спали, наломавшись за ночь. Святомир размещал у входов те же заряды взрывчатки, используя как инициаторы РГД на растяжках. Рван устроил два заряда под днищем вельбота. И всё-таки слишком уж гладко всё было. А подобная гладкость кончается плохо. Из крайней палатки, к которой как раз подобрался Святомир, зевая, вышел солдат. На самого Святомира, возившегося у входа, что самое интересное, артиллерист не обратил внимания — тот всё ещё был в форме — а вот Йерикку и Олега увидел. Широко раскрыл глаза и завопил:
— Партизаны-ы!!!
Йерикка, взвившись в прыжке, обеими руками обрушил меч на плечо крикуна, разрубив его до паха наискось. Олег побежал вдоль пушек, поджигая шнуры и с трудом подавляя желание оглянуться — позади вовсю гремели уже взрывы, пытавшиеся выскочить из палаток, гибли сами и убивали своих товарищей. Йерикка без размышлений полоснул огнём по единственной не заминированной палатке, свалив её пулями — судя по тому, что под оливковой грудой никто не шевелился, пули достали всех.
Олег поспешно отбежал от орудий — вовремя, первый взрыв разорвал крайнему казённик. Махнув рукой Йерикке, Олег огляделся… и совершенно неожиданно увидел офицера. То, что это офицер, он понял сразу — хотя так и не научился до сих пор разбираться в званиях и знаках различий врагов — ещё до того, как офицер начал поднимать пистолет… медленно, будто раздумывал, стрелять или нет, хотя — над чем тут можно было раздумывать? Олег врезал ему в пояс из автомата, яростно завопив:
— Откуда он выскочил?!
— Должно, задом выполз, — ответил Рван. Олег, перепрыгнув через остатки взорванной взрывом палатки, подскочил к офицеру.
Тот был ещё жив. Правда, судя по всему, всей жизни ему оставалось несколько минут — он буквально плавал в своей крови, дымившейся на прохладном воздухе. Однако лицо офицера оставалось спокойным, а глаза — внимательными и чистыми.
Брезгливо-осторожным ударом ноги Олег отшвырнул подальше пистолет и опустился на колено.
— Молодцы, — негромко, но без предсмертной одышки оказал офицер. Олегу показалось, что он ослышался, но тот повторил со странным удовлетворением: — Молодцы, отлично сделано…
— Почему ты хвалишь нас? — спросил Олег, ощущая неожиданную робость и уважение: — Мы убили тебя, и ты должен нас ненавидеть.
Офицер застонал, но тут же улыбнулся:
— Я вас ненавижу… Вы не даёте нашему народу умереть спокойно… пробуждаете ложные надежды и заставляете испытывать стыд… Но данванов я ненавижу ещё больше — они отняли у нас разум… — он судорожно свёл ладони на окровавленном животе, со свистом втянул воздух и продолжал: — А больше всего я ненавижу себя… за то, что сражался против вас… запомни, горец, нас надо перебить без жалости, мы — смертельно больны, мы — зараза… мы — вот наши враги, не… не данваны… кххха… — он выплюнул кровь.
— Мы никого не хотели убивать, — сказал Олег. Сказал правду… и ему почему-то стало очень горько, словно его незаслуженно и больно оскорбили. — И не хотим.
Но офицер уже не слышал. Его глаза покрывала пыль, оскал блестел алым,
Мальчишка, помедлив, закрыл ему глаза и вытер о мох испачканную в крови ладонь. Потом огляделся.
Остальные стояли за подорванными орудиями, внимательно глядя в сторону каменного гребня. Олег взглянул в другую сторону… и оказался лицом к лицу с солдатом.
В его глазах — огромных от ужаса — были слёзы и животный страх. Артиллерист, стоя на четвереньках, смотрел из-под сорванного полотнища палатки. С виска капала кровь. Умоляющим медленным жестом он протянул руку с пляшущими пальцами к Олегу;
— Не стреляй… — послышался севший голос. — Пожалуйста, не стреляй… П-пожалуйста… не убивай меня… — он плакал, и рука, протянутая к Олегу, тряслась.
— Откуда ты такой взялся на мою голову… — проворчал Олег, убирая автомат. Оглянулся на горцев ещё раз и указал рукой: — Мотай отсюда. Давай, бегом! — и слегка хлопнул по земле ладонью, словно спугивал животное.
Артиллерист выскочил из-под брезента и, вскочив на ноги, побежал, спотыкаясь, к соснам неподалёку. Однако, было ему суждено пробежать шагов полсотни, не больше. Загремел «дегтярев», и бедняга, кувыркнувшись через голову, скорчился в вереске.
— На х…?! — разъярённо обернулся Олег. Йерикка, спокойно поднимая ствол пулемёта вверх, скользнул по другу отсутствующим взглядом и пояснил:
— Потому что ты повёл себя, как дурак.
Конкретнее объяснить не успел — подскочил пышущий волнением Святомир:
— Й-ой, идут! Там!
В самом деле, с гребня спускались полдюжины стрелков, следом — ещё столько же… Судя по рассыпному строю и тому, как они пригибались, враг понял — на батарее нелады.