Красный вервольф

Я бочком переместился ближе к другой стороне улицы, поближе к потоку местных жителей, подальше от троих парней в оливковой форме, которые деловито вколачивали в улицу указатель с надписями на немецком. Судя по сытеньким и самодовольным рожам — фрицы. Кто это еще такие? Фашистский стройбат какой-то?

Запомнил форму.

Увернулся от доски, которую волок прихрамывающий босой мужик с тоскливым выражением на лице.

Придержал за локоть симпатичную девушку в летнем платьице в цветочек. Та капризно дернула плечом, едва глянув в мою сторону. Понятно, ее платьице и завитые локоны предназначены вон для тех парней в пузатеньком кабриолете, определить марку которого на глаз я сходу не сумел. Бравые эсэсовские офицерчики в отглаженной форме. Что ей какой-то там унылый очкарик-оборванец в самом деле…

Поток людей вынес меня на площадь, заполненную народом.

Арки гостиного двора, прилавки, собранные из чего попало, среди черных проплешин недавних пожаров. Разрушенное и целое, все вперемешку. Немецкие солдаты обступили бабулю в платке. Та бойко трещит по-немецки, мол, нашли чем удивить, ребятишки. Были тут уже ваши, только в тот раз я была молодуха с сиськами торчком.

Это в какой, интересно, прошлый раз? В первую мировую?

Надрывался в середине регулировщик, выкрикивая немецкие команды.

Голосили зазывалы.

Из матюгальников неслась бравурная музыка.

Троица симпатичных девчонок с букетами цветов спешит куда-то, сверкая задорными улыбками.

Стайка чумазых пацанов в подворотне воровато зыркает глазами. Что-то эта шпана явно затевает…

«Надо же, будто и не война вовсе…» — я подпер плечом стену какого-то дома в тени дерева и выдохнул. Жарища, трындец, конечно… Взмок уже под этой робой своей, как мышь.

Сначала думал, что рядок полулежащих людей на другой стороне улицы — это просто работяги какие-то отдыхают. Тем более, что другой отряд таких же копался в пожарище, оставшемся от торговых рядах, растаскивая в стороны обгорелые деревянные балки.

Бл*яха…

Дядь Саш, а ну собрался! Умилился он, девок с цветочками увидел, слюни распустил!

Забыл, куда пришел что ли?

По распахнутому глазу ближайшего ко мне тела ползла жирная зеленая муха. Соседний лежал, свернувшись каралькой, чуть ниже сползшей кепки в виске зияет черная дырка.

Десять трупов, в сторону которых аборигены старательно не смотрят. Галдят, торгуются, товары свои рекламируют.

— Слыш, мать, а эти… Кто? — вполголоса спросил я у старушки с корзинкой, пристроившейся в том же теньке, что и я.

— Неместный что ль? — отозвалась бабка.

— Ага, только пришел, — покивал я.

— Так они неделю уж почти лежат, их немцы убирать не разрешают, — бабка вздохнула и покачала головой. — Семнадцатого расстреляли. Соладтика ихнего нашли убитого, в колодце. Сказали, что ежели убивца не выдадим, то… — она пожевала бледными губами и снова вздохнула. — Вот видишь, как оно получилось? Похватали, до кого дотянулись, и расстреляли. Командир ихний сказал, что ежели кто тронет тела, то рядом ляжет. Аграфена, подруженька моя, убивается. Внук там ведь ее лежит. Вон с того краю в синей рубахе. Пятнадцать ему всего, какой из него убивец?

Я зло сплюнул. «Привыкай, дядь Саша», — в очередной, уже хрен знает какой раз, сказал я себе. И принялся обшаривать взглядом торговую площадь в поисках подходящей для моей цели кандидатуры.

Тугой рулончик рейхсмарок надежно покоился под голенищем сапога. Марки — это хорошо, явно еще пригодятся, но светить ими рановато. Откуда у пришлого учителя немецкого могли взяться вражеские деньги? Барыга нужен. Достаточно смелый, чтобы взять часы с дарственной надписью на немецком. И при этом недостаточно ушлый, чтобы не сдал меня немедленно со всеми потрохами.

Трофейные марки и часы я выудил из схрона, в тот день когда выпивал с Михалычем, прогулялись с ним по лесу. Один бы я долго плутал в поисках тайника. Надеюсь вербовка лесника удалась. Но если даже он меня и сдать захочет, то кроме имени ничего не знает. А о моих «великих» целях, я ему еще не поведал. Проверить сначала соратника надобно в деле. Так сказать, кровью «договор» подписать. А сейчас о жилье подумать надо, и реализовать часики, чтобы было чем за угол заплатить.

Мое внимание привлек чернявый парнишка, что ловко орудовал сразу двумя обувными щетками, полируя сапоги пузатого фрица. Портупея утягивает китель, но брюхо все равно вываливается поверх ремня.

Я наблюдал за пареньком. Внешность прям как у Яшки-цыгана из «Неуловимых мстителей». Как его еще под нож не пустили? Цыгане и евреи для фашистов, как красная тряпка для быка. Если он здесь околачивается, значит должен знать, как мне барыгу нужного найти.

Я подождал, когда он закончит с фрицем. Пройдется по сапогам ветошью и с корявеньким акцентом воскликнет заученную фразу на немецком: «Аertig, herr!».

Мол, все готово, господин. Фриц недовольно осмотрел свои сапоги, покривился. Счел их блеск недостаточно зеркальным и отвесил смачный подзатыльник чистильщику, презрительно швырнув монетку в дорожную пыль.